Сибирские огни, 1986, № 9
шутки со старым человеком шутить. Ему зимой нынче семьдесят годов будет! И что за народ бессовестный пошел! Яков Тихонович ничего не понимал и помалкивал. Как бы дело не испортить. Дождался Евсея Николаевича, посадил его в кошевку и по вез на конюшню. По знакомой дороге Пентюх бежал так охотно и быст ро, что его приходилось придерживать. Яков Тихонович натягивал вож жи, а сам круче и круче отворачивался в сторону, чтобы Евсей Николае вич не заметил его улыбки, сдерживаемой из последних сил. Но тот был занят своим невеселым рассказом и глядел под ноги. Вчера, когда он вернулся с поля и сдал в столовую пустую посуду, его попросили съездить на ферму и привезти оттуда две фляги молока. Евсей Николаевич маленько припоздал и приехал, когда дойка уже за кончилась, а доярки, дожидаясь машины, сидели и обсуждали последние новости. Незаметно общий разговор съехал в одну сторону — на все лады костерили мужиков. И пьют много, и работают через пень-колоду, и дома не хозяева, и вообще ничего толкового от них не дождешься, даже в сугубо мужском деле. Разговор как разговор и потух бы он быстро. Но Евсей Николаевич послушал и вмешался. Достал из карма на свою мятую тетрадку, куда он мелким, бисерным почерком заносил краткие сведения обо всех газетных дискуссиях, и начал просвещать доярок. Популярно им растолковывал, что эмансипация ни к чему хо рошему не привела, что женщины зачастую сами виноваты, когда хотят быть в семье главными. Чтобы сказанное выглядело убедительней, он дословно приводил цитаты и этими-то цитатами вконец разозлил до ярок. Горластые, как грачи по весне, они подняли такой хай, что Евсей Николаевич сразу спрятал тетрадку в карман и взялся грузить фляги. Когда он притащил вторую флягу, то заметил среди доярок резкую смену настроения. Они уже не кричали и не ругались, а оживленно по смеивались. Но Евсей Николаевич особого внимания не обратил. Бабы! Что с них возьмешь! Он и предположить не мог, что они ему так жесто ко отомстят. — Сплю утром, сон такой хороший видел, про что не помню, а помню, что хороший, сплю, значит, а она давай меня по лицу охаживать предметами, ну и шуму —полная изба. — Какие хоть предметы-то? —едва сдерживаясь, чтобы не расхохо таться, и не поворачивая головы, спросил Яков Тихонович. — Ну, трусы, да этот... натитник. Новенькие все, с этикетками. Не пожалели, заразы! Пристала —кому это ты подарунчики такие носишь? Глашку Арефьеву, покойницу, и ту вспомнила. А прошло-то уж сорок лет. О, наши тяжкие! — Ничего, Евсей Николаевич, рассосется. — Рассосется, куда денется. Ладно, Яша, хватит про это. На смешил на старости. Давай про другое. Семенное поле-то ѵбеоѵт? Успеют? — Не знаю. От помощников отказались. — А парень-то у тебя крутой. Наблюдаю за ним —крутой. Жареный петух этого крутого не клевал. То ему не так, это не ладно. Честное слово, понять не могу. Вот дай ему и все, хошь роди, хошь укради. Сварку достал, радуюсь, а он морду воротит Не знает, как мы раньше за каждой железкой в мастерскую комбайны гоняли. — Так, Яша, человек в жизни и устроен, чтобы ему всего мало было. Это же психология. Если сегодняшним доволен, то в завтрашнее не захочется. Я вот тут недавно вычитал... Евсей Николаевич полез в карман пиджака за своей заветной тет радкой и вдруг дернулся — Нету! Тетрадку вытащила, холера! Ну разве это жизнь Яша> Ведь убедилась, что не виноват, так все равно назло сделала — тетпал- ку вытащила! Яша, разве это жизнь! ѵ — Не убивайся, новую заведешь. Да зачем мне новая! У меня там все записи! 74
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2