Сибирские огни, 1986, № 9

Он ухватился за подоконник, приподнялся. — Я. Раньше не мог. Только приехали. Любава сняла с него кепку и положила на голову ладонь. Ладонь была теплая и совсем невесомая. — Волосы как проволока. Весь пылью прокоптился. И пахнет тоже пылью. Ты бы не приходил сегодня — отдыхать же надо. — Зимой отосплюсь. Я не про это. Знаешь, не первый раз говорю. Давай поженимся. Мне кажется, я понял, что такое счастье. Это когда ты будешь рядом. Всегда. Не отказывайся, Любава. Ну, я не знаю, не могу без тебя. — Ваня, на днях Бояринцев вернется. — Скоро он. Но ты же ушла от него. — Мне кажется... ох, как объяснить... я должна его дождаться и сама сказать. Понимаешь, по-честному. Не торопи меня. Подожди еще, подожди немного. Любава провела тонкой ладонью по жестким, пропыленным воло­ сам, по шершавой щеке и убрала руку. — Любава... — Подожди немного, прошу. — Я больше ждал. Подожду. — Господи, ты как святой, на все согласен. Боюсь, что не стою те­ бя. Иди спи. Устал ведь. ' — Хорошо, пошел. Наклонись. Иван с трудом оторвался от Любавиных губ и шагнул в темноту. 5 Ночью, обходя деревню, Мария не пропускала ни один дом, какие бы люди в нем ни жили. Они были все равны для нее, дороги, и обо всех у нее болела душа. Нередко ее изможденное лицо озаряла тихая улыбка. Значит, о ком-то вспомнила. Никто из людей, живших в дерев­ не, не канул бесследно и не провалился из ее памяти. Каждый был с ней, в душе, все едины — живые и умершие. Возле старого, вросшего в землю, но еще крепкого дома Нифонто­ вых Мария задержалась. Потрогала руками почерневшие, потрескав­ шиеся на концах бревна сруба. Они были шершавые, изъеден­ ные ветром, дождями и солнцем. Едва ощутимо отдавали дневное тепло. Дерево долго держит тепло. Как любил говорить Валькин дед, Аким Шарыгин, —шире, дале, боле, выше, была бы крыша, а тепло под ней всегда заведется. Мария улыбнулась. Она увидела... Молодой, кудрявый Аким в мокрой от пота рубахе сидят верхом на бревне и рубит паз. С легким стуком падают щепки, смолевый запах тягуче плавает в воздухе. Здесь же, возле сруба, бегают трое парнишек, задирают вверх головенки, с восхищением, открыв рты, глядят на отца'. Четвертый еще на руках у матери, припал к ее большой, налитой груди! сосет, захлебывается и от жадности прихватывает сосок беззубыми, но твердыми деснами. Матери больно, она морщится, но ни единым дви­ жением не тревожит сына — пусть, растет ведь парень, сил набирается. Марфа! громогласно кричит сверху Аким.—Корми пушше^ Му­ жик есть должен! Шире, дале, боле, выше! Девку бы нам еще хозяюш­ ку! А? Давай, давай, не скупись! Через несколько лет, уже в новой избе, родилась девочка, младшая хозяюшка. Светила семейным солнышком, оберегаемая родителями и четырьмя братьями. Могучим и кудрявым разрослось бы это семейное дерево, на полземли выметнулось бы оно молодыми, зеленцми ветками если бы не война. Один за другим загинули на ней братья Аким полу­ чив четвертую похоронку, рухнул на землю и больше не поднялся. Боль­ ная мать осталась на руках дочери, а было дочери в ту пору четырнад­ цать лет. Пошла она на колхозную ферму и села под корову С орок с лишним лет, изо дня в день, почти без отпусков и выходных была Анна 68