Сибирские огни, 1986, № 9

зывали с плеч за спину. На том месте, где еще недавно стояли березки, она замерла. Пусто. Мария медленно опустилась на колени, широкими ладонями засыпала пустые лунки, старательно разровняла землю, прихлопала ее. И долго еще так стояла, на коленях, опустив голову, упершись руками в прохладную, влажную от росы траву. Если бы рядом оказался живой человек, если бы он смог приблизиться и раз­ глядеть лицо Марии, он бы увидел, что она плачет. Настоящие, теп­ лые слезы скапливались в уголках глаз, срывались и долго блужда­ ли по глубоким морщинам, смачивая сухую, как пашня в засуху, кожу ее лица. Настоящее и будущее вырастают из прошлого, как из хлебного зерна, брошенного в землю, вырастает стебель и выкидывает колос. Если хочешь сохранить колос, не нарушай ни корня, ни стебля. Так думала Мария, продолжая стоять на коленях, опустив голову. Взгляд ее, печальный и полный слез, был устремлен в прошлое, и она хорошо видела, как продирался из зерна зеленый росток; он был слабым и немощным, но отчаянно, из последних сил, рвался вверх и к солнцу. Так заложено и определено самой жизнью. Мария и была тем зерном, из которого выросла и встала на ноги Белая речка. Она родила и выпестовала ее. В крови и в муках. Когда и с чего началось? Давно, с огня и с крика. Горела лучина. По толстым, закопченным стенам избушки мета­ лись кривые тени, изламывались и перегибались в дикой пляске. Пахло потом и кровью. Когда пламя шарахалось и свет падал вниз, тогда видно было, что на соломе, застеленной суровым рядном, кор­ чится женщина. Вздрагивал крутой, как гора, живот, ослепительно белели голые, влажные бедра и бился, пытаясь вырваться из тесной, душной избушки неистовый крик. Звучал на последнем пределе, еще немного и сорвется он на тяжелый, звериный вой. Женщина рожала. И не знала, не ведала, что творится за стенами избушки. А там по маленькому селению русских, недавно пришедших и обосновавшихся в этих краях, тоже метались тени и пламя факелов. Джунгары в лохматых шапках, на низких поджарых лошадях, про­ пахшие бараньим салом и ненавистью к пришельцам, жгли и рубили кривыми саблями все, что попадалось им под руку. Тяжелый, густой дым медленно и зловеще поднимался в темное небо. Некому было принимать роды у Марии. Муж ее, храбрый казак, положив вокруг себя кучу джунгаров, упал и сам рядом с ними, в последний раз обхватив кудрявую голову красными от крови руками. Внезапно, страшно налетели джунгары и было их во много раз больше, чем пришельцев, и скоро уже все селенье занялось огнем, и некому было поднять саблю. Но успел кто-то столкать ребятишек к дальней избушке, успел вокруг избушки разлить смолу и поджечь ее, и еще успел накидать в огонь бревен и хворосту. Жарко и ярко пылал' огненный круг, джунгары побоялись перескочить через него. Прижав­ шись к стенам избушки, липким от выступившей смолы, испуганно дрожали ребятишки и молча плакали. Боялись подать голос и обре­ ченно ждали, что вот от следующей искры займутся нагревшиеся брев­ на. Не занялись. А в избушке в последний раз, на самой высоте, резанул женский крик и смолк. В крови и в огне появилась на белый свет новая жизнь. Утром, когда ушли джунгары и потух огонь, сожравший все, что могло гореть, кроме одной избушки, пошатываясь, неверно ступая, Мария выбралась наружу. Перед ее глазами были чужие ребятишки и пепелище, еще горячее, не остывшее, оно дышало, не обещая ей ни­ чего хорошего. Чтобы жить, надо было спасать жизнь. Семь пригоршней зерна нашла Мария в своей избушке, осторожно высыпала их в белый пла­ ток, платок завязала на узелочек и с тех пор она не знала ни дня, ни но­ чи, ни праздников. Год за годом она знала только одно — работать и ра­ ботать, чтобы поставить на ноги ребятишек. Ковыряла сохой землю, 59