Сибирские огни, 1986, № 9

спер. Но думать об этом не хотелось. Ладно, как-нибудь... Главное, что все комбайны работают, снова ползут по полю. Солнце скатилось за дальний колок, желтая листва, подсвеченная его лучами, ослепительно вспыхнула на короткое время и погасла. И сразу же поползли сумерки. Незаметно, неслышно крались они по не­ убранному хлебу, по колкому жнивью, переползали через кучи соломы, сливались и затушевывали дневные краски. Полусвет-полумрак зыбко плыл и покачивался над полем. Но комбайны шли, не останавливались. Один за другим выбрасы­ вали желтые лучи света от фар, расталкивали густеющую темноту и не прерывали своего монотонного, надсадного гула. Работали до полночи. Когда из низин начал подниматься и клу­ биться белесый туман, Иван заглушил мотор. Ноги дрожали от долго­ го напряжения, ступали по земле неуверенно. Даже разговаривать не хотелось. Молча рассаживались по мотоциклам. Иван вдруг вспомнил, спросил у Огурца: — Где ремень взял? — Где взял, где взял? В магазине купил! Поехали, спать охота, глаза слипаются. Иван допытываться не стал. 3 Как только отпускали дела и выдавалась свободная минута, Яко­ ва Тихоновича начинало мучить воспоминание: голые, сухие ветки, отставшая береста, шуршащая под ветром, и почерневшие затесы на стволах молодых березок. Яков Тихонович не понимал. Не вмещалось в голову. «Ну ладно, отказался бы, заартачился, ну посадил бы как попало —тоже ясно. Но это ж додуматься, дожить до такого надо! Корни отрубить. Витька Бояринцев —человек без корней. Откуда он тогда взялся?» За долгие годы бригадирства Яков Тихонович нагляделся всякого. И горького, и соленого, под завязку. Думал, что его уже ничем не удивить. А вот гляди ж ты! Еще как удивил Бояринцев. Кому и что он хотел доказать? Яков Тихонович, всю свою жизнь положивший на Белую речку, всю жизнь в ней проживший, испытывал сейчас такое ощущение, будто ему плюнули в лицо. Взяли и харкнули. Дождаться бы Витьку, в глаза ему поглядеть. Что там в них? цНевеселые раздумья Якова Тихоновича прервал Иван, приехав­ ший на мотоцикле. Он долго возился в темноте у гаража с замком, наконец, закрыл его, тяжело подошел к крыльцу, молча сел рядом с отцом. Деревня, намаявшись за день, давно отошла ко сну. Погасли окна, затихли звуки, дома, как в воду, нырнули в темноту и плыли невидные, неразличимые глазом. Земля остывала и покрывалась ро­ сой. Иван, сидя, задремывал. Тяжелая голова клонилась к плечу. Яков Тихонович хотел рассказать сыну про Любаву —доложили сегодня, что она ушла от свекрови но передумал. Пусть лучше поспит, завтра сам узнает. Тронул сьща з а рукав. — Иди ложись, чего кемаришь. — Ага,—сонно отозвался Иван,—Пошел. Даже умыться не было сил. Он кое-как разделся, повалился на кровать и уснул. Яков Тихонович долго еще сидел на крыльце, докуривал послед­ нюю папиросу и вглядывался в беспросветную темноту, словно хотел там что-то разглядеть. Но ночь была пустынной. В это время на околице Белой речки показалась Мария-храни- тельница. Ее шаг по-прежнему был невесом и неслышен, но в этот раз по-особому тороплив. Подол длинной посконной рубахи колебался вытягивался, словно под ветром, а распущенные белые волосы соскаль- 58