Сибирские огни, 1986, № 9

— Да куда же ты, миленький, такой-то на ночь глядя? Ведь ты горишь весь. В этом лихорадочном состоянии он и проработал целый месяц. Там, куда приехал Васенин, полыхала необыкновенная осень — и он писал осень, осень, осень! Друзья потом, посмотрев эти листы, изумленно сказали: — Ты что же делал-то раньше, самоубийца? Ты почему при­ дуривался до седых волос? И вот теперь, сгорбившись, Васенин сидел на узкой ступеньке: спиной к сцене, лицом — к многоглазому залу. Но все равно он видел ее, помнил: от высоких, тонких каблуков, длинного концертного платья, обрамленного мехом,— до стиснутых на груди нервных рук и романтического поворота головы. Первые же звуки неповторимого голоса заворожили его. Голос баюкал, звал, возносил мольбу, страдал надрывно, ласкал, негодовал. Он смотрел в зал и видел сотни завороженных глаз. И вдруг — будь проклято это мгновенье! — вдруг подумал: «А что они слышат, кроме ворожбы голосом? Кроме чародейства?» А подумав так, невольно сам стал вслушиваться в текст. Ужасное слово-то какое — «текст»! Но он уже не мог пересилить себя — стал вслушиваться. И ждать. Ждать, когда какая-то строчка вдруг резанет, уколет в сердце, когда по спине пробегут «мурашки». Может быть, это не очень эстетично — «мурашки» по спине, но у него всегда так бывало: спина, позвоночник, хребет прежде всего отзывались точному слову. Увы, спина его молчала. И он, расколдованный, ловил уже только слова. Только их — очи­ щая от интонаций, придыханий, пристанываний. И не мог поймать. «Что со мной?! — запаниковал Васенин.—Или — с нею?.. Нет, с нею не может случиться. Что-то со мной»- Он зашарил взором по залу, по лицам: где-то же, в каком-то дале­ ком ряду должны быть потрясенные глаза. Глаз было сотни — он растерялся от их множества. Видел затума­ ненные, зачарованные, самнамбулические. Потрясенных не видел. Неужели гипноз? Шаманство? Ворожба? ...Публика потекла из зала. Рядовые обилеченные выстроились в длинную очередь у стойки бара, заняли столики на антресолях. Для избранных был накрыт длинный стол у стены. Там чествовали «именинницу». Знакомый литератор махнул Васенину рукой, рядом с ним нашлось свободное местечко. И Васенин неожиданно оказался визави с нею. Московский приятель оказался прав: она не страдала Забыв­ чивостью «звезд». — А вот и Витя! — сказала и улыбнулась ему. И — показалось — обрадовалась. Он сразу простил ей все- «Ребята, давайте любить друг друга!.. Давайте любить...» — от этих строчек бежали по спине «мурашки». Гордость, что ли (вон ведь сколько блистательных мужчин, а от­ мечен только он), а может, бокал «Алазанской долины», которым Васенин подогрел себя, понесли его к ней, вокруг всего стола. Она, не вставая, с улыбкой полуобернулась. Наверное, надо было просто поцеловать ей руку- Красиво и достойно. А он заговорил. Начал смутно и суетливо благодарить ее за ту маленькую «болдинскую осень», которую подарила она ему когда-то. Возможно, Васенин сказал фразы на две больше, чем полагалось по этикету- Или — на три. Она, не дослушав его, вдруг отвернулась. 44