Сибирские огни, 1986, № 9

в красивейшем подводном мире, где ползают улитки, ручейники, жучки- паучки? Что он чувствует? Он счастлив там?.. А улитки?..» «Языки» становятся короче. Они уже не достают до берега, все дальше отступают к горизонту, сворачиваются опять до тончайших порезов. И эти порезы мелькают там вдали, как стая играющих рыб. Никогда он не видел такого странного явления. — Надо быть поэтом! Больше — никем! — Он выговаривает это вслух и сразу: слова не прозвучали раньше в голове.— Только поэтом! Но поэтов хватает и без него. >Вот и сейчас двое из них спят в ком­ нате. Один — старый его друг, весьма известный поэт. Второй — друг новый, поэт еще малоизвестный, но чрезвычайно Пылкий. К Васенину очень привязался, полюбил его за что-то. Стихи недавно сочинил. Понаблюдал, как тут, у моря, все мало-помалу подружками обзаводят­ ся, и сочинил: Все нашел сэбе подруга, Только мы нашел друг друга. Спят поэты... И не видят всей этой тревожной, дразнящей красоты. Вчера у старого друга был день рождения. Поэты проснутся, когда взойдет солнце. Д Е Н Ь Они покупали вареную кукурузу. Кукурузу продавали двое: тощий, высохший до щелочного состояния абхазец и толстая, лоснящаяся жиром, абхазка. Кукуруза у них была забавно-противоположная: у абхазца — круглые, похожие на молодых поросят, початки; у абхазки — длинные и тонкие, как веретешки. Дорога на крохотный этот базарчик вела мимо дач — и они увидели Большого поэта. Под страшным пеклом он реконструировал свою гасиенду- Два молодых, чернобородых, голоногих парня топтали на кругу глину. Рядом стояла нерусского типа женщина, этакая утонченная пери, правда, в сарафанчике, с трогательным животиком будущей мамы. Поэт, высокий, жилистый, прокаленный солнцем, закатав рукава белой рубашки, черпал глину широкой пятерней и, как штукатур, с раз­ маху лепил ее на стенку дачи. — Надо бы поздороваться,— сказал тот друг, который был извест­ ным поэтом.—Мы ведь знакомы. Когда-то вместе начинали. — Может, пойдем? Смотри, как он занят,— сказал Васенин. Он подумал: зачем Большому русскому поэту дача в этих экзотиче­ ских местах? Не лучше ли завести ее где-нибудь в глубине России, на Владимирщине где-нибудь, среди дубрав и тихих речек? — Да неудобно как-то молчком проходить,— сказал друг и, улучив момент, приподнял белый картузик. — Все созидаем? — спросил он Большого поэта. — Ага! Созидаем!— ответил тот, влепив в стенку очередную порцию глины. Какая-то ярость была в его поджатых губах, в заострившемся лице с играющими желваками. «Зачем ему?» —опять подумал Васенин. «Пери» улыбнулась им вышколенной, жалкой улыбкой. Когда они возвращались обратно, женщины их грелись на пляже. Их женщины—это жена известного поэта и ее подружка, ока­ завшаяся здесь проездом на несколько дней. Жена поэта лежала на горячих гальках, подставив спину жаркому солнцу. 41