Сибирские огни, 1986, № 9

потом выхаживать. Только перевод корма. Они еще потому невыгодны, что матку перед зимним забоем вытягивают, она худеет, вес теряет. Вот их и давят — покупателей нет. А весенние кусаются. Они с Ген­ надием еще дешево взяли — по девяносто. Зато, правда, и нарвались на лядащих... Итого, стало, быть, пятьсот двадцать рубликов. Уй-ю-юй! А где взять? Одна надежда на тех же поросят. Через месяц им ножик в бок: дальше кормить смысла не имеет. И если по пять рублей кило­ грамм... Генриетта углубилась было в подсчеты, но спуталась. Мысли от автобусной тряски скакали. И перескочили незаметно на другое: «Хорошо бы столовку школьную доколотить... хоть к октябрю. Добьет- нет Геннадий? Должен — он настырный... Да пригородить бы там свинарничек, голов хоть на шесть. Тут тебе ребятишкам и трудовое воспитание, и подкормка им же. И не надо ходить к этому дураку бешеному, кланяться: отпусти мяска для школы»... МГНОВЕНИЯ У Т Р О Море желтое. После дождей поднялись речки, принесли всякую муть, лёс. Тихое море, ровное, чуть, пожалуй, вспученное, как отекшее лицо. Но вдруг далеко-далеко образуется в одном месте чуть заметная белая полосочка, тоненькая, как бритвенный порез, катится, катится к берегу, превращаясь в пенистый длинный язык — и язык этот раз­ бивается о сушу. «Море показывает язык»... Желтое море, сизый сумрачный горизонт, с полоской бледных облаков над этой сизостью. Красота необычная! И «языки» эти — бегущие, кажется, прямо от горизонта. Дразнящиеся. Еще очень-очень рано, далеко до восхода солнца. Васенин сидит на балконе, закутавшись в одеяло- Один на один с морем. Его вдруг охватывает мистическое чувство: это же меня дразнит море! Мне показывает язык, жалкому червяку. Это Вечность показывает язык! Поежившись, он пытается укрыться за шуточку: «Не очень-то солидно для Вечности — язык высовывать». Но спокойнее не становится. Не проходит ощущение своей малости, ничтожности, микробности перед лицом молчаливо забавляющейся стихии. Ничтожности нѳ только своей, но и всего, что нагорожено здесь, на этом плоском берегу: санаториев, магазинов, дворцов, дач артистов и писателей, безбоязненно носящих имена — «народные»- Море катит, море вываливает свои гигантские «языки»: вот вам Цари природы! Вот вам — Великие! Вот — Народные! «Гад! Смотри Природу!.. Смотри! —вдруг говорит себе Васенин в приступе какого-то болезненного самобичевания, словно прожил до этого жизнь недостойную, срамную,—Смотри, слушай... Для кого поют столь прекрасно птицы? Для тебя? Для человека? Но слепая Природа не знала, что вырастит существо, способное оценить соловьиный бой- Или знала?.. А если не знала?.. Для кого же тогда поют птицы?.. Почему извивается червяк, когда его насаживают на крючок? Почему он сопротивляется, крутится отчаянно? Ему больно?.. Мир божий грома­ ден, сложен, многообразен,— говорят, совершенен. Зачем появился че­ ловек? Чтобы изгадить его?.. Чтобы познать и усовершенствовать’ За ­ чем? Для счастья? Чьего счастья —червяка на крючке? И что такое во­ обще, счастье? Что знаем мы о мире, о Вселенной? О-о, много знаем очень много! Знаем. А чувствуем — что? Как живет, например, карась 40