Сибирские огни, 1986, № 9

Виталий смешался, крякнул; — Слопал!.. Хотя, постой — есть же разница: то Венька, а то... .— А то я, тетка деревенская, —подсказала Генриетта. — О! душит прямо! — запротестовал Виталий.— За горло берет. Ирка! Ирка! Угощать-то нас будешь? ...Генриетта отмякла, раскраснелась лицом, сняла стягивающую ее формы кофту крупной вязки, отчего вовсе расплылась, по-домашнему. И опять загорюнилась, теперь уже без надрывности. — Вот это жизнь! — вздохнула.— Вот это дак жизнь. Ни дна бы ей, ни покрышки! — М-да, жизнь,— откликнулся Виталий, о чем-то своем вроде задумавшийся. И продекламировал стихи. Но не как артист, просто выговорил, душевно: Вот так страна! Какого ж я рожна Орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен. — Какого черта вы там сидите? — спросил сердито.— Сколько можно? Уж вы-то свое отсеяли. Разумное, доброе. На десять лет вперед. Перебирались бы в город. — К вам, что ли, в квартиранты? Со всей оравой? Кто нас тут ждет, в городе? * Ирина быстро опустила глаза. Испугалась, наверное: вдруг ее азартный муженек в припадке великодушия ляпнет: а что? давайте хоть к нам — поместимся. Но Виталий другое сказал: — Ну, хорошо. Давай тогда по большому счету, как говорится. Нужны вы там? Поэзия ваша нужна кому-нибудь? Необходима? — Ой, не знаю, Виталенька, не знаю! — Генриетта сжала ладонями лицо.— Если управляющего спросить — так для него мы хоть завтра дымом развейся. Лишь бы дом казенный по бревнышкам не разобрали да не увезли — нового директора поселить. А с другой стороны... Вот у меня в четвертом классе всего два ученика. И оба,— Генриетта по­ стучала костяшками пальцев по столешнице.— Не проколотишься... Думаешь, это легче, что их двое только? В городской школе, в классе, допустим, тридцать человек. Сколько-то способных, сколько-то прилеж­ ных, сколько-то балбесов — без них ведь тоже нигде. Она, учительница, пятнадцать, пусть десять гавриков, одну треть, людьми сделала, пере­ дала дальше подготовленными — уже итог, уже собрала какой-то урожай. С потерями, а собрала. Остальная масса — середняки. Ну, пять- шесть вовсе безнадежных. И тут оправдание: тупицы, что с них возь­ мешь... А когда только двое? Мне же, с моей делянки, стопроцентный урожай надо собрать, ни зернышка не обронить. Вот и суди теперь: нужна — не нужна... поэзия. — Так,— Виталий хмыкнул.— Высокая материя. Что и следовало ожидать... Другие не могут? Только вы с Генкой должны? Сухомлин- ские... — Другие,— Генриетта даже ревниво губы поджала. Она хорошим была преподавателем. Сознавала это. И сознавая, не позволяла себе расслабиться, не делала скидку на то, что в деревне, мол, и кой-как сойдет — хоть пень колотить. Ребятишки ее, между прочим, любили. Она и про это знала.—Другие... Встретилась я там с одной другой... сразу, как переехали. Пошла школу посмотреть — первый раз. А там, в ограде, на лужайке, игра идет. Они продленку пытались наладить для некоторых детей. И вот с этими, из продленной группы, играет... тетеха — вдвое потолще меня, хотя, однако, вдвое помоложе. Выстроила их шеренгами друг против друга и понукает: «Ну, вот вы! Кричите: гуси- гуси! Давайте все вместе: гуси-гуси!» Ребятишки зачуханные, носы в землю опустили, с тоской: «Гуси-гуси». Эта энтузиастка — другой 37