Сибирские огни, 1986, № 9
— От каких таких? От героев-то соцтруда? — Да какой я герой! Это я для Иваныча специально... — Соврал, что ли? — удивился я. — Насчет героя только,— сказал Гена.—А вообще-то орден у меня есть. Мне в позапрошлом году, за уборочную, веселых ребят повесили. Я не понял его. — Ну, Знак Почета,— пояснил Гена,— Не знал разве? Его у нас так называют.— Он вдруг словно заизвинялся:—Да ведь хлеб той осенью был — страшенный! Захлебывались им, сам знаешь... У нас тогда одному комбайнеру Героя дали, еще одному и директору совхоза — по Трудовому Красному Знамени, а мне — Знак Почета. — И сказал бы про Знак Почета. Зачем дурачился-то? Вполне достойный орден. Гена и сам, видно, гордился орденом. И оттого, наверное, еще боль ше заизвинялся: — Да мне как раз машину новую дали. Прям с иголочки. И ты знаешь — хоть бы раз за всю уборку чихнула. Я и понужал. От темна до темна. Да чо там до темна — и по темну тоже. От выпитого вина ли, от пейзажа деревенского, лежащего перед нами, или от воспоминаний о прежней горячей работе (а скорее — от всего вместе), сделалось Гене грустно. Он закурил было, но и папи роску, не докончив, ткнул в землю. — Яковлевич,— сказал тихо.—А что впереди будет? С нами-то? Впереди?.. Я знал, что будет с нами впереди. Отлетели мои гамлетовские вопросы (господи! да там гамлетовского-то)... А то самое и будет. Будем подниматься со скрежетом зубовным. Будем кряхтеть и гнуться, и распрямляться, и, взяв себя за шкирку, тащить и тащить вперед! То, что растеряли, не возвратишь, а с тем, что приобрели, при дется жить. Надо! Значит, будем жить, пока... пока не оторвем свою раковину от стенки. Но обо всем этом-я не мог сказать Гене. Длинно. Да и бодрячест вом прозвучало бы, красивостью. Я сказал ему полуправду: — Впереди будет лучше, Гена. — С какого такого крюка? —усмехнулся он. — А вот нам еще выйти отсюда предстоит. Разве это не лучше? — Ты баптист однако, Яковлевич,— сказал Гена.— Все у тебя распрекрасно. Прилетела сизая кукушка, села на железный столбик ограды, совсем близко, метрах в пяти. Я загадал, как в детстве: «Кукушка, ку кушка, посчитай, сколько мне жить». Кукушка откуковала восемь раз, умолкла было, но потом, почесав клювиком под мышкой, отмерила еще один год. Я почему-то обрадовался этой скромной добавке. — Вот же сволота! — плюнул Гена.— Пожадничала! — Он зашарил в траве камешек. Выходит, тоже загадывал. — Не надо,— удержал я его руку.— Это не твоя. Твоя еще летает. — Ладно,— сказал Гена.—Черте ней... Кукушка снялась и полетела. Над огородами, над крышами — в сторону зарозовевшей в предзакатных лучах Оби, МЕШОК КЕДРОВЫХ ОРЕХОВ і Учительница Душкина Генриетта Сергеевна привезла в город, на продажу, мешок кедровых орехов. Приехала она, вернее привезли ее добрые люди, поздно, в двенадцатом часу ночи, приткнуться ей до утра, 29
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2