Сибирские огни, 1986, № 9

рук друг у дружки: «Дай-кось мне хоть рядок пройду!» После дождей наросла трава, у мужиков душа затосковала: боль­ ница-то областная, лежат здесь преимущественно сельские жители, крестьяне, и возраст самый тягловый —от тридцати до сорока лет. Косят. Выхваляются друг перед другом. Не показывают виду, что стреляет каждый взмах то в поясницу, то в плечо. Орлы! Срамят владельца инструмента, дядю Федю. — Что ж ты, хрыч старый?! Отбить полотно — руки отсохли? — Ну! Ею не траву косить — кочаны капустные тяпать! Дядя Федя покуривает на скамейке, поплевывает, кивает согласно багровым, пористым носом: так-так... верно. Инструмент не его, .казен­ ный. Вот пусть и отбивают, кому надо. Главврач пусть отбивает. Теплынь. Благодать. Почти все отделение на улице. Некоторые, здесь уже образовавшиеся, парочки вообще подались в кустики, под забор частного сектора — дружить. Строжиться, загонять в помещение сегодня некому. Воскресенье, беспроцедурный день. Из медперсонала в отделении только дежурный врач да сестра. А кабинет врача на другой стороне здания. Остриженный под машинку парень, голова перевязана, прямо тут, на скамейке, принародно обнимает тонкую женщину в цветастом платье, тискает ее, прижимает к себе. Подружка, наверное, проведать пришла. Сверху, с пятого этажа ему кричат: — Ты! Задавишь! Чо жмешь-то, чо жмешь! Парень поднимает голову: — Не задавлю! Я же не этот... не илигатор! Женщина смеется из-под руки парня. Впереди меня по дорожке, взявшись под руки, движутся три тети в больничных халатах. Такие широкие — не обойдешь. Средняя негромко рассказывает подружкам: — Ну, присмотрелась я... мужичонка вроде неплохой, подходящий вроде. Ну, сошлися, стали жить... Я сбавляю шаг — неудобно подслушивать чужие откровения. И тут из-за тетушек выворачивается навстречу мне Гена. Что-то он сегодня слишком перекособочен. И левую руку, согнутую, держит так, словно бережет после перелома. Но глаз у Гены веселый, интригующий. — Яковлевич! — говорит он.— Я вот что думаю: пора нам в самоволку. — Ох, пора, Гена, пора! —■вздыхаю я. — Тогда... не обидься только — слетай в палату за стаканчиками. И зажевать чего-нибудь. Мне самому в корпус нельзя,— он показывает подбородком куда-то под мышку, мигает: — Я тут в монопольку, понял, смотался в ихнюю, в деревенскую... Вынесешь — а я тебя под кустиком подожду. Мы с Геной уютно расположились под кустиком. За спиной сдержан­ но пошумливали корпуса больницы. Впереди лежала «деревня» — деревянные кварталы ближнего пригорода,— полого сбегала вниз, к далекой, бледно голубеющей реке. После недавнего дождичка земля парила. Восходящие токи струились, дрожали — и дрожали, словно бы неспешно плыли куда-то крыши домов, деревья, скворечники. Гена достал из-за пазухи бутылку грузинского вина «Эрети», про­ чел на этикетке: «Двенадцать градусов». — Самое то... для калек. Говорят, на Кавказе детям дают. И обезья­ нам в зоопарке. Не хватает у них чего-то в рационе — добавляют для бодрости- — Надо бы Василия Ивановича пригласить,— нерешительно предложил я. ч — Не пойдет! — мотнул головой Гена.— Он мужик, вообще-то, не­ плохой, но не пойдет... с работягой. Если бы еще городской начальник был, а то наш, деревенский. Они там, понял, от таких, как я, берегутся. И правильно делают. Авторитет! 23