Сибирские огни, 1986, № 9

необыкновенно крепок, скор на руку и в драках неустрашим. Потом он женился, «привел жену»,— как сказали у нас дома. Момент этого «привода» я помню, он стоит перед моими глазами контрастной, черно-белой фотографией. То ли самое начало зимы, то ли конец ее. Ночью нападал мягкий, пушистый снежок. Мы с Толькой Ваниным, соседским парнишкой, на краю улицы сгребаем его маленькими лопаточками в кучки. А по белой, не затоптанной еще дороге идет дядя Гриша. В одной руке у него сундучок, в другой —швейная машинка. За дядей Гришей семе­ нит незнакомая женщина, коротко, по-городскому, стриженная, в ша­ почке, то есть берете, сдвинутом на ухо. За женщиной плетется долго­ вязый'пацан. Поравнявшись с нами, пацан быстренько нас поколотил — нада­ вал подзатыльников, натыкал носами в снег. Столь проворно и бес­ шумно действовал, что взрослые не услышали возни, а мы даже не успели зареветь —так и остались оидеть с залепленными ртами, изум­ ленно глядя вслед пацану, который опять вяло и ломко плелся дальше, будто это и не он только что нас отбутузкал. Родственников и соседей женитьба дяди Гриши привела в полное недоумение. Глафира его хозяйкой оказалась никудышной: ни сварить вкусно, ни постирать чисто, ни в огороде развернуться. «Барачная», словом, безрукая. Швейная машинка (Глафира работала швеей), с помощью которой другая бы озолотилась, не приносила семье дохода: мастерицей Глаша была бездарной, заказчики ее обегали. «Шьет да порет»,—говорили про нее насмешливо. Внешними статями или умом дяди Гришина избранница тоже не отличалась: полоротая какая-то, все похохатывала. Но это был не смех симпатичной, веселой хохотушки, а дурное, беспричинное гыгы- канье. — Мой-то —хо-хо, гы-гы! —говорила она,—В баню—гы-гы, хо- хо! —пошел. Собеседницы терялись, не знали, что и отвечать. Ну, пошел мужик в баню... не в цирк же. А хоть бы и в цирк. Чего смешного-то? «От это выхватнул! —судачили за спиной у дяди Гриши женщи­ ны.—Оторвал... от жилетки рукава. Хвастался — в шапочке найдет, В платках ему, видишь, не глянулись, мотри деревенские... И нашел. Только и есть что шапочка. Шапочка... с довеском». «Довесок» —сын тетки Глаши Шурка, прижитый ею от какого-то геройского будто бы летчика, особенно всех смущал. С «довеском» брали жен вдовцы, немолодые мужчины, сами оставшиеся с детьми на руках. А тут —орел! Орлом ведь ходил дядя Гриша. Грудь выпячи­ вал, сиял штиблетами. И на тебе —отоварился! _ «Довесок» Шурка был к тому же какой-то дурковатый, «оглашен­ ный». Даже с ребятами на улице он не сошелся, его не принимали в игры, не подбивали на опасные затеи. Шурка разбойничал один. Кличка у него была — Рыцарь. Откуда пришло это слово и что озна­ чало, никто из пацанов не знал. Нам слышалось в нем что-то опасное, что-то собачье, рыскающее. Шурка, и точно, рыскал. Трещали от его набегов чужие курятни­ ки, стонали огороды. Не раз его приводили домой в красных соплях, кричали дяде Грише: «Уйми звереныша!» Дядя Гриша отсылал конвоиров к такой-то матери, но Шурку на­ казывал. Бить его он считал невозможным —не родной сын. Он арестовывал Шурку: сажал под замок в сараюшку. Шурка вышибал доску или делал подкоп и сбегал из дому на неделю. Уж лучше бы дядя Гриша драл пасынка. Это было бы как-то... роднее, что ли. Вытянул разок-другой ремнем —и порядок. Обычное дело: всех отцы лупили. А эти аресты выглядели в глазах окружающих бесчеловечными, изуверскими прямо-таки. Дядю Гришу оруждали: «Этот навоспитывает. Искалечит парнишку окончательно». И сочув- 18