Сибирские огни, 1986, № 9

І надо было, пока живой, завещание с него потребовать. В общем, бой в Крыму. Родственники —их изрядно набралось — сидели как оплеван­ ные. И сестра наша старшая, Антонина, беспощадная в суждениях, подвела жесткий итог: «Жил <;мешно и умер грешно». — Хорошо, что тебя не было,— повторил брат. Говорили мы негромко. Людно было вокруг. Больные наши, калеч- ные, увечные, высыпали на улицу, на солнышко. Женщины судачили на скамейках, мужики, разбившись кучками, играли на травке в карты. Гена подошел. Спросил: — Братан? Похожи, гляжу...—Его все еще распирало давешнее недоумение.—Это что же делается! —хлопнул он себя по коленям.— О! сидят бугаи. Анекдоты травят, ржут, как лошади. А распрямляться кто начнет —с матерками. Каждый перекособочен. Что за болезнь такая, подлючья?! Тут его окликнули из одной компании: — Эй, кучерявый! Четвертым пойдешь, на высадку? Гена ухромал. Брат сидел, молчал, стряхивая пепел между ботинок. И вдруг вскинул голову, глянул на меня повеселевшими глазами: — Преудивительный мужик был дядька-то, а? Я вздрогнул даже: сам как раз об этом думал. Думал: вот ушел из жизни последний из прежнего поколения муж­ чин нашей странной, непохожей, разномастной какой-то фамилии... Чего оставил? какой след?.. Нет, вру. Про след я еще не думал. То же слово стукнуло в голову, которое брат произнес: «Преудивитель­ ный мужик...» Брат засобирался уходить. Хотел он успеть еще на двухчасовой автобус, торопился к себе в деревню: учебный год там заканчивался, а директор отсутствует четвертый день уже. Проводить себя не позво­ лил. «Сиди,—сказал,— я быстро подамся». И, подхватив сумку, заша­ гал действительно быстро, размашисто —худой, высокий, сутуловатый. На углу корпуса повернул и — в профиль, мгновенно — напомнил по­ койного нашего дядьку... «Преудивительный мужик»... Первый раз мы о нем так подумали и сказали. Прежде другое слово употреблялось в разговорах: «неле­ пый». Женщины говорили —дурной. Мать наша, открыто не жаловав­ шая дядю Гришу, выражалась резче: «Ни богу свечка, ни черту кочерга». В молодости дядя Гриша был франтом и задирой. В тридцатых годах, во время великого исхода мужиков нашего клана в город, он, единственный из всех, явился холостым. Братовья, зятья, шурины их приволоклись с детьми, скарбом, по-деревенски быстро стареющими женами. Дядя Гриша был свободен и гол как сокол. Он поучился маленько на курсах мастеров сталеварения, вышел подручным стале­ вара и сразу, обогнал по грамотности других мужиков, придавленных семейными заботами. Умнее дядя Гриша, однако, не стал. Только гонору в нем прибавилось. — Пентюхи! — насмешливо говорил он о родственниках, пытав­ шихся здесь, в городе, наладить жизнь на прежний крестьянский ма­ нер — с огородами, курами, поросятами.—Понахватали пентюхи де­ ревенских дур, теперь колотятся с ними. Не-е-т, я себе городскую найду, в шапочке. Он завел две пары штиблет: черные и белые, парусиновые. Чер­ ные дядя Гриша чистил ваксой до зеркального блеска, белые натирал мелом. Прицепив невиданный галстук, он уходил на танцы в соцгород, где бывал неоднократно бит тамошними парнями, «барачными» —так у нас их звали. Справедливости ради надо сказать, что били дядю Гришу только скопом. Выходить на него поодиночке, вдвоем, даже втроем не отваживались: при внешней худощавости дядя Гриша был • 17