Сибирские огни, 1986, № 9

строка которого взята для автограф а на п одаренной мне книге «П олынь и солнце»: Войди в мой мир — и ты его полюбишь: Он полон той особой тишины. Когда видны невидим ы е глуби, И шорохи неслы ш ны е СЛЫШНЫ. И если ты уловишь отзвук смеха Иль отзвук боли в лиственной глуши. То — ж изнь м оя от кликнулась, как эхо, ■ На зов чужой, но пристальной душ и. (Выделено мною. — А . С.) И как ж е это я ср азу н е почувствовал, не понял, в какой свой сокровенный и удивительный «мир», в сам ую ж изнь и д уш у поэта доверительно зовет она меня «войти» и «полю бить», и, м ож ет, именно к моей «чуж ой, но пристальной душ е» обращ ен этот зов?1 А сам ое главное состоит в том, что поэт призы вает «полюбить» не какой-то уединенны й и узенький мирок, а бол ь­ шой и реальный мир человеческого бытия, в котором и з-за мирских сует и ш умов, а то и по собственном у равнодуш ию мы не всегда видим подлинны е «глуби» и «ш орохи», «отзвуки см еха и боли» ж ивой ж изни, лю дских деяний и переживаний. А такое понимание назначения и свой­ ства поэзии, наверно, и раздвигает безгр а­ нично горизонты поэтического познания и отображ ен и я, обр азн ого и ф илософ ского осмы сления ок руж ающ ей действительно­ сти и родной природы , сообщ ает взлет поэтическом у воображ ен ию и сознанию в звездны е высоты Вселенной и Вечности бытия: Я лечу над землею ночной. Реют рядом знакомые звезды. И на травах настоянный воздух Омывает меня тишиной. Я сгораю в том лунном огне. Становлюсь, исчезая, Вселенной — Не мгновенной собой, а нетленной... Так зачем горевать обо мне? Я повсюду — и в первом цветке И в последней снежинке над полем, В вашей радости, в вашей боли, В тихой радуге, в этой строке... В м есте с этой, каж ущ ейся несколько отвлеченной, надмирной возвыш енностью лирического об р а за , в сти хах Е. К- Стю арт всегда очень ж иво ощ ущ ается органиче­ ская, неразры вная привязанность поэта к родной зем л е и всему ж ивом у — к к а ж ­ д ом у «первом у цветку» и «последней сн еж и н ке н ад полем », к к аж дой человече­ ской «радости и боли». А это означает причастность ко всему, что сегодня проис­ ходит в мире и соврем енной действитель­ ности, веру в п обеду д обр а над злом, ж изни над смертью: ...А паутина легкая в лесу. Которую паук сработал ловко, Колеблемая ветром на весу — Прочней ракеты с ядерной головкой... Д в а этих поэтических примера взяты мною из последней, выш едш ей посм ертно и п одаренной м не дочерью Елизаветы К онстантиновны небольш ой книги «Моя рябина», к уда вошли стихи, в больш инстве написанны е в самы е последн и е годы ж и з­ ни. Н аписаны прикованной тяж елы м н ед у ­ гом к постели, но д о последн его ды хания н е выпускавш ей пера из руки, ж ивш ей поэзией, лю бовью к лю дям и родной зем ­ л е вы сокоталантливой, советской, русской поэтессой, с д авн о обрусевш ей, ш ироко известной не только в Сибири ш отл анд­ ской ф амилией, с негром огласной, но бесконечно певучей и вдохновенной душ ой. И так, пусть зап оздал о, и у ж е б ез уча­ стия сам ой Елизаветы Константиновны если не «разгадан», то хотя бы как-то прояснен один из автограф ов ее, в к ото­ ром, как мне казалось, заключен не толь­ ко завещ ательны й призыв, но и один из сокровенны х, заветны х принципов ее п о э­ зии. Н о тут ж е и припомнилось о дн о из стихотворений из той ж е последней ее книги, б у д т о написанное как раз на этот случай и адресован н ое мне: Вам кажется, что стих открыт вполне, Что радости мои видны и муки, Что это все я отдала вам в руки И ничего нет тайного во мне... Но отделяет, как глубокий ров, Наполненный молчащею водою, От вас все то, что унесу с собою. То, что осталось за пределом слов. Н о такова у ж суть, н епреходящ ее свой­ ство подлинной поэзии — неисчерпаем ость и волш ебство, н епознаваем ость ее глубин и тайн, бессм ертие ее излучения и в о зд ей ­ с т в и я . Только как-то н е м огу согласиться ещ е с одним заветом и призывом, хотя пони­ маю его правом ерность и искренность: «Я верю, лю ди, вы вернетесь (подчеркнуто мною .— А . С .) к моим стихам , как к р о д ­ никам...». П очем у «вернетесь», если эти ж ивы е и неиссякающ ие поэтические « р о д ­ ники» ее лирики издавн а и, наверно, д о конца ж изни остаю тся в нас, с нами и постоянно поят нас «ж ивой водой», «п р оз­ рачной свеж естью глотка» подлинной п оэ­ зии, которая у ж е при нас и от нас п ер е­ ходит к нашим подрастающ им и будущ им поколениям читателей-стихолю бов?! Н а этот вопрос хочется ответить ее ж е стихами: ...Она поет — и лес кругом молчит, И ветер стих, и не шелохнут травы. Что птице до известности и славы? В ней пламя вдохновения горит. Она волнует песенкой своей Души людской заветные глубины. И пусть не будет славы соловьиной — Пой, пой, варакушка—-сибирский соловей!