Сибирские огни, 1986, № 9
Дядя Гриша поднялся. Дошел до сберкассы, снял триста рублей на похороны (у него была накоплена тыщенка). Тем же ходом завер нул домой, нагреб безогородному Шурке два ведра картошки. Потом воротился назад, снова лег на диван... и помер. А я, значит, в больнице лежал. Болезнь у меня оказалась такая... ну, в общем, тоскливая болезнь: не бородавка — ниточкой не пере вяжешь. Старик Егерман оказался пророком. Невольным, конечно. Он при жизни не метил в пророки, не претендовал. Просто бескорыстно влюб лен был в чистое искусство. Из любви к искусству Егерман сочинял эпиграммы на сотрудников редакции. Беззлобные, неточные, но забав ные. На меня он такую сочинил: Вот идет новосибирский Гамлет, Он слегка на леву ножку храмлет. Почему Гамлет и почему храмлет? Не хромал я тогда ни на ле вую, ни на правую ногу, и сомнения меня не мучали. И вообще... я был довольно крепким молодым человеком, тело мое помнило студен ческие тренировки. Между прочим, именно с моей подачи в решаю щем матче между командами союза журналистов и оперного театра Славка Гоздан заколотил балерунам наш единственный гол. Я точно сбросил мяч головой в ноги Славке — и он послал его в «девятку». Пророчество старика Егермана сбылось через много лет: я за хромал. И усомнился. Сомнения были банальными, изжёванными за века многочисленными философами и скептиками: что, мол, она та кое—жизнь человеческая? и надо ли скрестись и цепляться, если все там будем? и стоит ли сражаться против подлости, на груди рубашку рвать, сжигать нервные клетки, когда подлость ничуть от наших атак не хиреет, расхаживает с лоснящейся мордой, битком набитая целе хонькими нервными клетками? Ну, и в таком духе... Я понимал ба нальность и бесплодность сомнений, да, видно, душа хромала синхрон но с ногой. Мужественно отхромав год, я сдался врачам, в стационар. Палата, в которую меня уложили, была привилегированной, люк- совой —на двоих. С телевизором и туалетом. Вторым со мной лежал секретарь парткома крупного совхоза из Чистоозерного района Василий Иванович. Впрочем, Василий Ивано вич не лежал, он бегал. Его «прострелило» в машине (он сам был за рулем газика), Василий Иванович кинулся в медпункт — всобачьте, мол, пару уколов, а то некогда: сев идет; из медпункта его — в рай больницу; в райбольнице сказали: нет таких процедур —и сюда, в го род. Ну, а здесь процедур всевозможных —хоть ртом ешь. Василий Иванович в первый день нахватал восемь штук: токи Бернара, аппли кации, грязи, подводную вытяжку, уколы само собой, еще чего-то там... На высоком лбу его, на гордо вздернутом носике блестел трудовой пот. «Недельку покантуюсь —и домой!» —возбужденно говорил он. Од нако на другой день исчезла в больнице горячая вода — и ряд проце дур отменили. В том числе прогрессивную подводную вытяжку. Василий Иванович затосковал. Все рушилось дома, в совхозе, без руководящего глаза: мычали недоенные коровы, разбегались скотники, околачивали груши специалисты... А главное: без него не шли дожди и потому горели посевы. Василий Иванович уходил на улицу (он был начинающим боль ным и долгие прогулки пока не утомляли его) и возвращался еще бо лее расстроенным. — А?! — говорил он.—Июнь-то какой! Июнь-то какой стоит! А на дворе действительно праздновал благодатный июнь. Цвели яблони. Кричали вставшие на крыло молодые скворцы. В частном секторе, граничившем с больничным городком и отделенном от нашей 14
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2