Сибирские огни, 1986, № 9
жавый, стройный, подсушенный холодным северным солнцем. Умные глаза его смотрели твердо и превосходительно. Современный энергич ный руководитель, технократ, ворочающий многомиллионным делом. И сутулился перед ним я: мятые дачные брючишки, сползшие на бедра, бледная полоска живота — между ними и куцей рубашкой, седые, всклокоченные волосы, не круги, а мешки под глазами. И не было у меня мудрых страниц, все мои прозрения и пророчества, изо дранные в мелкие клочья, покоились... не хочется лишний раз повторять где. И коньяка у меня не было, и ни корки хлеба в доме, и помидоры свои я забыл в катафалке. Марочный коньяк, копченую колбасу, сыр «рокфор» и банку кра бов достал друг —из элегантнейшего чемодана натуральной кожи. Практичный человек и богатый северянин, он сразу после прилета нанес визит в ресторан аэропорта, а уж потом отправился ко мне. Через полчаса, когда в бутылке заметно поубавилось, друг, на слушавшись моих жалоб, насмешливо процитировал: — Пиши про рожь, но больше про кобыл... И завелся. Вскочил. Стал ходить по комнате —прямой, резкий. — Про жизнь пиши! Про нашу жизнь! Про вчерашнюю и сего дняшнюю. Про восторги и победы, про срам и стыд!.. Про меня! —Он остановился, ударил руками в грудь.—Чем я не герой книги?.. Пиши про себя! Напишешь о себе — расскажешь о времени. Если ты не слеп и глух и не только собственные драгоценные сопли способен разма зывать по дряблым щекам! И это было лучшее, что успел сказать мне друг до начала солнеч ного затмения. Через несколько минут —привыкший доверять не эмоциям, а расчету —он уже конструировал мою судьбу на оставшиеся годы: соединял достоинства моего пера с различными жанрами —фантас тикой, драматургией, критическими эссе,—проигрывал варианты и оценивал перспективы. И далеко-далеко где-то бледнело и таяло един ственно верное —«Пиши про рожь... Пиши про жизнь». Затмение меня спасло. Мы наблюдали его с балкона. Закопченых стеклышек у нас не было, пришлось воспользоваться моими рентгеновскими снимками. Другу достались шейные позвонки, угнетенные застарелым остеохонд розом. Себе я взял снимок крестца и тазобедренных суставов, где свил гнездо остеохондроз помоложе. Красное, убывающее солнце просвечивало меня насквозь. Розове ли, поджаривались бледные косточки малопочтенной части моего организма. Потом солнце закрылось совсем —и меня не стало. Холодный горний ветер мягко и мощно промчался, словно долгий выдох Вселенной. Далеко внизу неслышно колыхнулась листва на деревьях, белой ножевой поземкой рванулась пыль по спортивной площадке. Друг мой вздрогнул и поежился. Легкие, бестелесные парили мы над плоскими крышами панель ных пятиэтажек, над травой и деревьями, над одинокой собакой, застывшей в стойке по непонятному зверю. Мы плыли, мы возносились от мрака стремительно остывающей земли в ледяной мрак небес... А сумку с помидорами я, оказывается, забыл на штакетнике, когда бегал в «голубятенку» обуваться. Замаскировавшиеся кустом сирени, помидоры провисели там три дня и достигли идеальной степени зрелости. Что ж, видно, и правда — «всякому овощу —свое время»: и поми дору, и замыслу. 12 і
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2