Сибирские огни, 1986, № 9

Яков Тихонович закурил, не поднимаясь со скамейки, дотянулся до портрета жены и ладонью вытер со стекла пыль. Лицо Галины, словно умытое, тихо заулыбалось ему навстречу. Здравствуй, Галина. Вот, в гости пришел... Никак собраться не мог, а тут подфартила незадача. Да, незадача у меня вышла. Помнишь, как на бригадирство ставили, при тебе же было? Рыбин тогда секрета­ рем райкома был. Помнишь, приехал, а тут хлеб преет, работать не­ кому, бригадир пьяный. Мы еще пахали с тобой, ты у меня прицепщи­ цей была. Подъезжает он к нам, как маршал Жуков в кине, и бригадира привозит. Тот сразу протрезвел. Вот, секретарь говорит, ты на трактор пойдешь, а ты, на меня прказывает, принимай бригаду. Приеду через неделю — проверю. Провалишь уборку — сухари суши. Да, поработали, попотели. Я ведь, ты знаешь, пятерых председателей пережил. Все, кажется, постиг: где приврать, где припрятать — лишь бы польза... А вчера... сказали мне вчера, Галина, что никуда я не годный стал. За жизнью, говорят, не поспеваю. Как консервную банку, открыли, выхлебали и выкинули. Пришел вот, поплачусь тебе, может, что и подскажешь. Ты ж у меня разумница, большая разумница. Он остановился, передохнул и долго глядел на тихо улыбающееся лицо Галины, пытаясь представить, услышать, что бы она ему посоветовала. Но представить так и не смог. Однако, странное дело, когда выговорился, обида стала стихать, блекнуть, была уже не такой сильной, как прежде. Он успокаивался и начинал думать спокойней, обстоятельней. — Вишь, как я привык к тебе. Бывало, нашумлю, нашумлю, напсихуюсь, а ты глянешь так тихонько, улыбнешься, я и остыну... Долго еще сидел Яков Тихонович у могилы. То молчал, то снова начинал говорить, и ему казалось, что он беседует с живой Галиной. Чтобы не потерять это чувство, чтобы остаться с ним наедине, он после кладбища поехал не в деревню, а по тем местам, где они когда-то любили бывать: на берег речки, к березовому колку, и даже заглянул на дальний увал, где собирали молодыми первую землянику.3 3 Поднимающееся солнце светило ей прямо в глаза. Любава при­ крывала их ладонью и так, из-под ладони, смотрела на Ивана. Он сидел на мотоцикле, плохо отдохнувший за последнюю ночь, посерев­ ший, сидел и улыбался. Любава, освещенная солнцем, словно звенящая в утренней прохладной свежести, была совсем рядом. — Говорят, ты свадьбу вчера разогнал. Правда? — Их разгонишь, как раз. Я тебя давно не видел, Любава... «Чего ты боишься, дурочка,—думала Любава.—Ты только погляди на него. Не будет попреков. А твоя вина останется только с тобой. Ничего не растерял, ничего не забыл и тебе тоже помог не растерять и не забыть. Это главное, а все остальное —мелочи». Она шагнула к Ивану, обняла за шею тонкими руками и ткнулась ему губами в'щеку. — Знаешь, теперь я свободна. Совсем свободна. И теперь все можно. Придешь вечером? Осторожно придерживая руками тонкие Любавины плечи, Иван лишь кивал головой. Мимо, обдав пылью, на бешеной скорости проле­ тел грузовик, а они стояли, ничего не видя и никого не слыша, кроме самих себя. На грузовике проскочил мимо Виктор Бояринцев. Он их, конечно, увидел, еще издали. Рванул руль вправо, в сторону, объезжая и, уже проскочив, еще несколько раз оглянулся. Они стояли по-прежнему, тесно прижавшись друг к другу, и голова Любавы лежала на плече у Ивана. 117