Сибирские огни, 1986, № 9

*— Слушай, мужики загуляли, возить некому. Садись на машину. Поехали. Виктор ошарашенно смотрел на него. — Хлеб возить некому. Понимаешь? — Меня твой папаша вообще не хотел принимать. А приперло — так сразу на машину. — Потом разбираться будем, потом! А теперь хлеб надо возить! Неуемная сила двигала’ Иваном, самого черта смог бы он сейчас уговорить. Не давая Бояринцеву опомниться, всунул ему в ладонь ключи и, как маленького, за руку, потянул к машине. Виктор дернулся, пытаясь освободиться, но Иван не отпускал, тащил его. Машина была уже разгружена. — Ездить разучился? Давай трогай. — А если и вправду разучился? —усмехнулся Виктор.— Сколько по твоей милости за руль не садился. Иван смолчал. Он напряженно смотрел в ветровое стекло, видел прозрачное, бездонное небо сентября, самого тяжелого месяца. Смотрел, отдавшись тяжелому, выжигающему чувству, когда ни слов нет, ни мыслей, одна только тяжесть, под которой гнутся плечи и клонится голова. Виктор, нечаянно увидев поникшего, словно раздавленного Ивана, испуганно отодвинулся на сиденье, отвел взгляд и торопливо включил скорость. До комбайнов они доехали, не проронив ни слова. 2 Ночь выдалась темная и сухая. Холодало. Набирал силу режущий, северный ветерок. Когда глаза у Виктора начинали слипаться, он опускал стекло в дверце кабины, высовывался и подставлял лицо под упругий холодок. Сонливость снимало, как рукой, и по-прежнему четко, ярко виделась в желтом свете фар дорог?, ее колдобины, подъемы и спуски. К ночи дорога стала знакомой, он выучил ее наизусть, как стихотворение. Общий азарт, общая спешка, которые чувствовались на поле, захватили его, закрутили, как вихрь, и он гонял машину, стараясь успеть за всеми комбайнами. В очередной раз приехав на ток, Виктор увидел там Якова Тихоно­ вича. Непохожий на себя, угрюмый и сосредоточенный, тот сидел на лавочке возле весовой, низко опустив голову. Когда по нему скользнул свет фар, он поднял глаза, внимательно оглядел въезжавшую машину, Виктора в кабине и снова понурился. Будто безразлично было ему. Виктор выпрыгнул из кабины — надо же доложиться бригадиру. — Яков Тихонович, тут вот мужики загуляли, мне пришлось... Если, так сказать, я могу место освободить... Яков Тихонович посмотрел на него тихими, грустными глазами, словно спрашивал — о чем ты? — и ничего не ответил. «Какая муха его укусила? — удивился Виктор.— Как мешком стукнули». Но вида не подал. Ждал, что скажет бригадир. Яков Тихоно­ вич молча махнул рукой. Иди, мол, работай, не лезь ко мне. Опять машина летела по дороге, два луча, пропарывая темноту, то подскакивали высоко вверх, то падали вниз и бросали отсветы на колок, на скирды соломы, и тогда колок и скирды начинали качаться. Да что же случилось с Тихонычем, думал Виктор, что с ним такое? А, ладно, решил он, без меня разберутся, я здесь ни при чем. Выручу вот сегодня, поработаю немножко, и буд-д-дьте здоровы, Дорогие земляки. После встречи с Любавой, после стыда, который еще и сейчас мучил на коленях ведь стоял, дурак осиновый! — после пережитого за последние дни Виктор твердо решил уехать. Сегодня, неожиданно для самого себя, он почувствовал зависть к мужикам, работающим на поле, поймал себя на том что ему тоже хочется, как Ивану, болеть за какое-нибудь дело, рвать’за него глотку 112