Сибирские огни, 1986, № 9
Да вот же он! В недавно полученной квартире, уютной, им самим обихоженной, он сидит в кре£ле перед телевизором, а на коленях у него первый внук. Мальчонка — вылитый дед. Чернявый, остроглазый. Не дает смотреть телевизор, дергает за рукав. — Дед, а вот когда ты маленький был, во что играли? — Да ведь рассказывал. — А я еще хочу. V' — Ну, лотки делали. Плаха толстая, а к ней руль, сиденье — все чин-чинарем, а потом плаху навозом обмазал, на морозе водой облил, как только застыло — так и езжай. — А плаха — это что такое? А навоз? Петр терпеливо объясняет и про плаху, и про навоз, смотрит в окно на высокие яркие многоэтажки и хмурится. Страшно хочется ему сейчас взять топор и смастерить для внука лоток. Но не в квартире же. Да и навозу где возьмешь? Петр смеется над самим собой и снова хмурится. Никому, даже жене, не признается он, что мается душа и просится обратно. От хорошей работы, где его ценят и разве что на божничку не садят, от доброй зарплаты, от уютной, просторной квар тиры. Петр сердится. Ну, чего надо, какого еще? Живи, радуйся. Нет ведь. Точит, точит непонятная тоска. Хоть бы утро скорей, да на рабо ту, там он обо всем забывает, там ни тоски, ни сомнений — радость. Работу он за радость любит. ...Мария уходила от того места, где когда-то стоял дом Петра Зу лина, уходила и оглядывалась, видела в деревенской улице пробитую брешь. Ей казалось, что вся Белая речка пробита такими дырами, и за каждым пустым местом — мужик, хозяин, переселившийся в чужие края. Тот самый мужик, которого вытолкнули на чужую сторону обстоя тельства и которого позарез не хватает сейчас в деревне. Отрываясь взглядом от поляны с вытоптанной крапивой, Мария смотрела вперед и надеялась только на одно — должны же когда-то поумнеть люди от своих и чужих неверных шагов. Пришло время, Пора умнеть... , 4 Сегодня Иван с утра проехал по убранным полям. Ходил по краям, на мотоцикле заезжал в середину и не видел огрехов: рассыпанного зерна, нескошенных кулижек, разбросанных куч соломы. Этот порядок остался после них. Значит, можем —уже в который раз твердил он. Едва уходили комбайны, на убранных полях появлялись тракторы со стогометами и с плугами, вырастали рыжие скирды, и земля, пере вертываясь крупно нарезанными пластами, из светло-золотистой ста новилась аспидно-черной. Но это там, за спиной, а здесь пока стояла стеной пшеница, и было ее еще много. В последние дни снова установи лась добрая погода, поле было чистым, и хлеб убирали напрямую. В самом дальнем конце загонки стоял Валькин комбайн. Хозяин нетерпеливо крутился на мостике и прикладывал козырьком ладонь ко лбу. Высматривал — не запылит ли на дороге грузовик. Ивану то же пришлось тормозить— бункер был под завязку. Минут через двад цать встали комбайны Федора и Огурца. Пользуясь передышкой, Валька взялся прикручивать изолентой чуть покривившийся красный флажок. Недавно такие флажки затре пыхались на всех четырех комбайнах, но, кажется, никто не был рад так, как Валька. Флажок он перекручивает уже в третий раз. Огурец с Федором незлобиво над ним посмеивались, он молча выслушивал и улыбался своей тихой, смущенной улыбкой. Валька прочно залепил. конец изоленты, спустился с мостика и, довольный, поглядел вверх — вьется, трепыхается на свежем ветру алый огонек. 108
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2