Сибирские огни, 1986, № 9

четверых, выходит,—экономия. Про это он попытался сказать Зыря­ нову, но тот его перебил: — Яков Тихонович, я еще раз вам популярно объясняю... И снова стал сыпать цифрами, каждую из них словно бы подтверж­ дая частым и резким стуком авторучки по столу. Яков Тихонович перед этим напором терялся. Не мог весомо возражать, потому что запутался в бесконечной цифири, беспомощно плавал в ней и никак не мог найти твердую опору. Зырянов подминал его под себя. Яков Тихонович сдался, уже не пытался что-то понять и в чем-то разобраться, только отстраненно и горько думал: «Не с моими коридорами тут... Хорошо было раньше — трудодни, поставил палочку и ясно. Нет, не с моими коридорами». Соглашаясь сам с собой, Яков Тихонович кивнул головой, а Зы­ рянов понял его так, что он согласился с ним, перестал сыпать цифрами и постукивать авторучкой по столу. Замолчал. Ему надо было убедить Якова Тихоновича, чтобы потом можно было и на него сослаться: вот, дескать, мнение бригадира... — Яков Тихонович,—снова спросила помощница Люда.—А где все-таки гуся можно у вас купить? — Гуся-то? Да вон, пятый дом по порядку, по левой стороне. Спросите, может, продадут. Зырянов вместе со своей помощницей скоро уехали, как они объяснили, им надо было побывать на центральной усадьбе. Яков Ти­ хонович их проводил, вернулся в контору, плотно закрыл двери и долго сидел там, невесело размышляя. Тут его и застал звонок председателя колхоза. — Яков Тихонович, что вы говорили Зырянову? — Да почти ничего и не говорил. В трубке было слышно, как Веня тяжело дышит. — Яков Тихонович, извините, но вы спороли несусветную дурость. Почему вы согласились с Зыряновым? Вы что, думать не хотите? Ведь мы же звено на корню подрубим! Нам тогда цена будет —копейка в базарный день. Очень вас прошу —о разговоре с Зыряновым никто из звена знать не должен. Ни один человек! Ясно? Хоть это вы себе, по­ жалуйста, уясните!.. Говорил Веня необычно жестко, напористо, так он еще ни разу не разговаривал с Яковом Тихоновичем. Тот растерялся. Осторожно по­ ложил трубку, вышел на крыльцо, сел в кошевку и поехал на ток — надо было сегодня еще изловчиться и выкинуть хлеб на элеватор. Ехал знакомой дорогой, смотрел на нее, а на душе было пусто и больно. 3 Островерхие макушки крапивы торчали дружно и густо, одна к одной. Там, где они торчали, посреди улицы зияла прореха. Справа — дом, и слева —дом, а между ними — остров крапивы. Проклятая, жи­ вучая трава, вечно ищущая бросовую необихоженную землю. Найдет, вцепится и гонит, гонит в рост; ни тля, ни засуха ей не помеха. Даже теперь, осенью, была она еще крепкой и кусала без жалости. Мария ломала иногда свой порядок, не обходила деревню, а вы­ таптывала крапиву, кулигу за кулигой,—сколько хватало сил и време­ ни. Давила ногами на влажные стебли, вминала их в землю, слышала жирный хруст и торопилась. Под ноги попадали обломки кирпича, дере­ вянные гнилушки, гвозди, изъеденные ржавчиной, крохи, жалкие остатки веселого, крепкого дома, стоявшего когда-то на этом месте. Мария его помнит. Она все помнит. ...Стук молотка летел над избами, над заборами, над банями и по­ ленницами — над всей деревней, которая затаилась и притихла, как живой человек, и, как живой человек, напряженно вслу­ шивалась. А в звенящей тишине мартовского утра властвовал 105