Сибирские огни, 1986, № 9
Валька был горд. Именно ему на этом поле выпал последний валок. Знал, что из темноты за ним смотрят Иван, Огурец и Федор, но не испытывал волнения, не боялся, что в чем-то оплошает. В последние дни его постоянная болезнь прошла. Даже не заметил, когда и где растерял ее. Просто было дело, и он приноровился его выполнять. А ведь совсем недавно он думал, что настоящее дело, которым можно будет гордиться всю жизнь, обошло его стороной. Теперь об этом смеш но было вспоминать. Не обошло, а нашло его. Вот он, Валька Нифонтов, неполных девятнадцати лет заканчивает убирать огромное хлебное поле. Зерно, которое он выгрузил из бункера своего комбайна, теперь уже на элеваторе, а дальше у него начнется длинная дорога, может, по всей стране. И будут есть хлеб, выращенный у Белой речки, самые разные люди, они никогда не узнают о Вальке Нифонтове, но он-то знает, что все они едят хлеб, который он убирал. Вальке хотелось запеть. Но он сдержал себя. Опустил подборщик, двинул комбайн вперед. Густые, короткие тени испуганно шарахнулись и исчезли. Через несколько минут валка на земле уже не было. Поле убрано. Валька осторожно направил комбайн к другому краю, где мутно виднелись очертания еще трех комбайнов и людей возле них. После многочасовой тряски и грохота, после пыли, которая над тобой и перед тобой каждую минуту, твердая, не дрожащая земля, прохладный и свежий воздух казались блаженством. Валька спустился с мостика, глубоко вздохнул и неуверенно пошел по земле. Она под ним качалась. — Ты что, Валька, так бредешь? Укачало? — Федор гулко хохотнул. — Да есть немного.— Валька улыбнулся. — Ну, мужики, от лица службы объявляю благодарность.— Голос у Ивана чуть дрогнул и выдал волнение. Он и в самом деле волновался сейчас. Знал — за последние дни они, все вместе, перешли какую-то очень важную черту, наконец-то перешагнули ее ц там, за этой чертой, они уже не каждый сам по себе, а стали одним целым, общим. И хотя внешне это абсолютно ни в чем не выражалось, тем не менее такое объединение произошло. Случилось. Со спокойной душой уезжал Иван в этот раз домой и без слов, ни у кого ни о чем не спрашивая, знал, что так же, со спокойной душой, уезжают сегодня и мужики. 2 Хлеб шел влажный, тяжелый. Когда его высыпали из кузовов, он не шуршал, а глухо бухал. Бурты росли. До отказа заполняли асфальто вую площадку. Вывозить зерно на элеватор не успевали. Яков Тихоно вич теперь пропадал на току. Торопил людей, торопился сам, иногда брался за лопату, чтобы помочь женщинам, и через каждый час зака тывал рукав пиджака, совал растопыренную пятерню в глубину бурта. Шевелил в его нутре пальцами, пытаясь определить — не загорелось ли? Но зерно пока еще было прохладным, только в некоторых местах начинало уже отдавать ощутимую теплоту. Поймав, уловив эту тепло ту, Яков Тихонович еще быстрее начинал бегать, громче шуметь и грознее отдавать приказания. Здесь, на току, когда он присел перекурить под дощатым навесом, его и разыскал Евсей Николаевич. Старик был так взволнован, что не шел, а потешно припадая сразу на обе ноги, пытался бежать. Обес силенно опустился на лавку, вытер потный лоб, едва отпыхался. — Во, дожился, голова впереди, а задний мост сзади. —Горько пожаловался он Якову Тихоновичу.—Думал, не застану. — Что за пожар? — Из района приехали. Тебя ищут, в конторе там. Я краем уха слышал. Нехорошее дело, Яша, расценки приехали резать. Говорят, у юз
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2