Сибирские огни, 1986, № 9

сейчас не завидовал, ни к кому не испытывал злости, ровное и тихое спокойствие было на душе, полное согласие между желаниями и тем, что есть на самом деле. В какой-то момент ему даже поверилось: а ведь ничего не было, еще совершенно ничего не было: ни пяти лет жизни с Любавой, ни березового колка с мешками, ни темного года, проведенного в бараке с махорочным запахом,—»еще только самое на­ чало. Эта вот ночь, согласная с душой работа, и Любава, которая на­ ходится совсем рядом, стоит только протянуть руку и можно дотро­ нуться до прохлады нейлоновой куртки или стереть со лба капельку пота, которая никак не может скатиться. И еще поверилось ему: уйдут последние машины, затихнет ток, они с Любавой поставят под навес лопаты и пойдут домой. Или то­ ропливо, чтобы обогнать горластых баб, или медленно, чтобы отстать от них, чтобы остаться вдвоем, чтобы наступил тот счастливый час, когда никакой посторонний не нужен, когда... — Все! — громко закричала Ольга Огурцова, выпрямляясь и вскидывая лопату на ядреное плечо.—Все, Яков Тихонович. Спецзада­ ние твое выполнили. Давай награду. Последняя машина, осторожно и тяжело покачиваясь, выползала с тока, на прощанье блекло подмигивала красными габаритами. Выключили зернопогрузчики, непрерывный, тугой гул стихал, и только сушилка еще подавала свой надсадный и сухой голос. — Милые вы мои бабоньки! —отвечал Яков Тихонович, картинно прилагая руку к сердцу.—Дайте только с уборкой расплеваться, по­ том я каждую, лично, отблагодарю. — Натурой, что ли? —озорно выкрикнула какая-то пожилая женщина. — А что? Будет надобность —обращайтесь... И пошла-поехала стремительная, с намеками, перепалка про коня, который борозды не портит, но и пашет мелковато, а еще про кума, которому кума говорила, что «если бы я знала, что ты такой, то я бы и не мерзла...» Случается иногда среди женщин такая минута, напа­ дает на них игривость, они отдаются ей, как дети, без остатка, и горе тому, кто попытается соперничать —забьют, заклюют. Яков Тихонович только руками замахал и юркнул, провожаемый дружным хохотом, под навес. Составив в кучу лопаты, женщины быстро ушли —поспать надо успеть, завтра опять день и привычные хлопоты. Но сегодня еще оста­ валась минута, хорошая, светлая минута бабьего единения, н^ хоте­ лось ее растратить просто так, бездумно. И тогда грянули они на подходе к деревне дружную песню про вызревшую калину и про вызнанный, неверный характер миленочка. Яков Тихонович вздрогнул под навесом, когда услышал песню, привстал и вышел оттуда, чтобы лучше разобрать знакомые слова песни —очень уж Галина ее любила —и простенькую, нехитрую мело­ дию. Давно, давно уже не поют вот так в деревне, собираясь на ра­ боту или возвращаясь с нее, разве только на гулянках, после третьей, затянут. А почему не поют? —спросил самого себя Яков Тихонович и растерялся от неожиданно пришедшего к нему ответа. Может, потому и не поют, что редко стали чувствовать согласие и радость общего де­ ла. Тянут каждый под свой куст. Может, и прав Иван, колотясь со своим звеном, пытаясь сделать из него одно целое? И опять раздумья, как все чаще стало случаться с ним в послед­ нее время, одолели Якова Тихоновича. Неужели он не может поймать за хвост нынешнюю жизнь и разглядеть ее во всех подробностях? Опять возникали перед ним то Иван, то Виктор Бояринцев, то почер­ невшие затесы березок. Все эти дни, приезжая на ток и наблюдая за Виктором, за его работой, Яков Тихонович не раз думал: «Вот же, стервец, руки золотые и голова светлая!» И в то же время постоянно боялся, ожидал от него какого-нибудь выверта. Не было надежды. Вот хоть убей Якова Тихоновича на месте, не было у него надежды, про­ 101