Сибирские огни, 1986, № 8
жать девок от неминучего греха, а семейство Колокольцевых от но вого позора. Да как такое скажешь?! Моргун повел разговор издалека, с опаской: — Не зря люди-то добрые сказывают, мол, бойся светлой пугови цы боле, чем самого худого ворога... — Поль ты, крестничек, к чёмеру! — замахал на него руками дед Ехет.—Не ко времени эти твои пустые байки... — Не ко времени,—согласился Моргун.—Да ты сам пытал меня, мол, куда подевались мои зубки. Светлая пуговица и вышибла. И Моргун широко раззявил изувеченный щербатый рот. В руках Игнахи хрустнула вторая ложка. Он кинул ее на пол. — Ты что это, сынок, ложки-то лузгаешь, будто семечки?..—с неодобрением сказал дед Ехет. Через заледенелые плачущие оконца в избу просочился тягучий басовитый звон —на заводской каланче отбивали четыре часа. Через час заступать на смену. Мужики зябко поежились за столом. Дохлебав наскоро щи, нехотя встали. На кухне Моргун виновато замешкался: к себе в избу ноги не несли. А не заходить нельзя: требовалось переодеться да и постояль цев повидать... Дед Ехет первым понял затруднения крестника и велел ему до ждаться Игнаху, чтобы идти вместе. А Прасковья тут же начала со бирать харчишки для ночного сменного ужина не на одного, а на двоих. ...На Моргуновом подворье друзья застали одних славгородских. Ярмарочники из Чингисов, чувствуя свою косвенную сопричастность к убийству, еще вчера съехали со двора. Горницу, где пролилась кровь, занимать никто не посмел. Она пустовала. Входил в нее Моргун с таким чувством, словно гроб с покойным Его- рием еще стоял там. Когда порог горницы переступил и Игнаха, Моргун плотно прикрыл за ним дверь, неторопливо подошел к обшарпанному сундуку, где хранились все его нехитрые пожитки. Он разделся донага, раскрыл сундук и стал облачаться в новое и, чистое белье, которое давно уже припас самому себе на погребение. — Ты что надумал-то, ехетство с мошенством?! — вымолвил оша рашенный Игнатий. Моргун промолчал. — Я тебя спрашиваю, Ваньша! — Бог даст, все определится,—уклончиво отвечал Моргун. Мудреную загадку загадал Моргун тугодумному Игнахе... Когда друзья вышли со двора, Моргун вдруг схватил Игнатия за рукав: — Стой, Игнаха! Я ведь что даве-то за столом хотел тебе обска зать? Про твоих девок, натца... Фиска-то с Глашкой сбираются на игри ща в господскую светлицу... — Сбираются. Дык чо? — Нет, нет, нет! Не пущай, . Игнаха! Не пущай, натца! — зачастил Моргун.— В доме том — Содом и Гоморра! Госпожа-то девок, натца не хороводы зовет водить... Постояльцам на усладу! Игнатий опешил: •— Ты в своем уме? Околесицу несешь! Ума нету, а совесть при мне... Евдоху-то, бабу чистую да крот кую, по милости господ с заезжим купцом-басурманом спарили А что про господскую поломойку сказывают! Она — венчанная баба денщика Ивана, а прижила ребеночка с поваром... Хотя Игнаха и был великий тугодум, но такое обмозговал очень ско ро. Законная супружница и так обесславила на всю жизнь, а тут еще и от родных дочерей срам. И он бросился к своей избе. — Мать! Девок к господам не пущай! Чтоб ни ногой! Убью» Игнаха вышел к Моргуну таким, словно готов был сокрушить все мирозданье. Не поднимая глаз, выдавил: — Спаси бог тебя, Ваньша... До самого монетного двора не проронили друзья ни слова 96
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2