Сибирские огни, 1986, № 8

Но полноте, Машенька, хватит! —с нескрываемым раздраже­ нием вдруг проговорил Наркис Александрович. Мария Павловна опасливо отвела глаза, поджала губы: — Извини, мой дорогой... Отобедав, Наркис Александрович прошел в свой кабинет. Но едва он прилег и закрыл глаза, как ему в голову полезли тревожные мысли о возможных интригах князя... За дверями послышался чей-то осторожный шепот. — Входи, Осип, входи! —догадался управляющий. Денщик подал хозяину незапечатанное письмо. В другой руке он держал еще один конверт. — А это что? —Майор Соколовский указал глазами на второе письмо. — Подпоручику Шаньгину... — Ах, вон оно как... Ну-ну... Вынув из конверта писанину князя, майор Соколовский приступил к чтению, но тотчас же запнулся и потер лоб над переносицей. «Государь мой!..» —писал князь. Что это?! Ведь он должен был обратиться к нему, как равный к рав­ ному,— обращение должно быть таким: «Милостивый государь мой». Наркис Александрович отложил письмо и отсутствующим взглядом уставился на противоположную стену, где. в тяжелой позлащенной раме висел портрет царя Петра. Поразмыслив, он велел Осипу пригласить всех господ офицеров в свой заводской кабинет для конфиденциального разговора. Начальник горной конторы штабс-капитан Малеев заговорил с самого порога: — Кхе-хе-хе, мы, ваше высокоблагородие, заседаем нынче часто. Прямо военный совет... Никто из офицеров не осмелился бы на такие вольности, кроме старика Малеева. Но майор как бы даже обрадовался, услышав скрытый упрек в свой адрес, это придало ему решимости. — Дело, господа, в следующем... Вот передо мной лежит письмо... От кого бы, вы думали, оно поступило? Не затрудняйтесь, господа. На этот вопрос может ответить только подпоручик Шаньгин... Офицеры обратили недоуменные взоры на подпоручика Шаньгина. — Подпоручик Шаньгин, как и я, тоже получил письмо... Сделайте одолжение, Иван Карлович... Штабс-капитан Полетике начал читать письмо так, будто делал первые шаги по зыбкому болоту. — Жуир! Дворянчик! — проворчал пристав. — Да он, господа, кхе-кхе, умом рехнулся? В письме князь утверждал, что за эти неполные три дня нахожде­ ния в Завод-Сузуне он постоянно подвергался явным и скрытым оскорблениям со стороны господ офицеров и дерзкой челяди. Вершиной всех этих происков явилась история с прической. Князь писал, что он не собирается долее сносить оскорбления от здешних господ офицеров и отказывается выходить из своих апартаментов до тех пор, пока ему не будут принесены публичные извинения подпоручиком Шаньгиным и другими офицерами, имеющими причастность к оскорблению. Под знаком «постскриптум» была приписка: «Если мои скромные требова-. ния не смогут быть исполненными, то я оставляю за собой право на более основательные шаги, которые сочту необходимыми предпринять для защиты собственной чести дворянина и офицера». Второе письмо — к подпоручику Шаньгину отличалось завидной краткостью и заканчивалось так: «Ежели вы, государь мой, не сочтете возможным принести мне публичные извинения, то я принужден буду прибегнуть к крайней мере, а именно — вызвать вас на дуэль». Вот, оказывается, какие «более основательные шаги» имел в виду князь. 91