Сибирские огни, 1986, № 8
тояльцы, а у них нету. А сказала вчера про это Игнахе, он рыкнул на нее: Сказано, не будем ноне на постой брать! А дармовые-то денежки сами в руки просятся. И ой, как обидно упускать-то их! И надумала Прасковья действовать обходным мане ром через свекра. Знала: ежели скажет свое родительское слово, Игнаха не станет отцу перечить. Г Л А В А I I I ПОЧЕТНЫЙ РОДИТЕЛЬ ПРОСНУЛСЯ По праздникам и гульным дням бергалы всегда спят долго. Накап ливается недосыпание в людях, как похмелье в башке у горького пья ницы. Вот в праздники-то и отсыпаются. Встанут, позавтракают —и опять на боковую, пока не начнут благовестить к обедне. Это только сегодня Завод-Сузун проснулся рано: ярмарка. Однако Колокольцевы спали до самого последу, пока по улицам на ряженых тройках с бубен цами не понеслись горластые зазывалы: Ярмарка, ярмарка! Никольская ярмарка! * Просыпайтесь, мужики, Доставайте пятаки... Заспанные ребятишки свалились с полатей. Мешая друг дружке, хватали одежонку и обувку и — вон на улицу, вслед за тройками!. — У-у, окаянные! — беззлобно построжилась Прасковья. С печи свесились босые ноги свекра. Он спросонья азартно скреб под исподней рубахой волосатую грудь, кряхтел: — Игнаху-то, Праскева, однако, будить пора, ехетство с мошен- ством... С праздничком, сношенька... — Спаси бог, тятенька... Только зачем его в такую рань? Мы все равно ноне без постояльцев... Старик промолчал, будто и не понял намека. И Прасковья пус тила в дело самый важный «козырь»: — Фаддей Чирков хоть тоже, как наш Игнаша, а постояльцев взял, вот... И, не встретив участия свекра, Прасковья сказала совсем бес хитростно: — Может, хочь теперича вывесим сенцо, а? Чай, глядишь, заедут, какие припозднились... — Не скаредствуй, Праскева, ехетство! Сказал же Игнаха на медни: не станем ноне брать ярмарочников, нешто будем гневить его самовольством? — Вас-то он, чай, не ослушается... Вон даже у самого господина управителя и то стоят... Дед Ехет рассерчал на сноху и в сердцах стал увещевать ее не совсем ласково: — Дура ты, Прасковья! Да нешто не понимашь! Игнаха-то у нас ноне хотит однова: за всю свою жизнь пожить, как душа того желает... На том разговор и окончился. Прасковья, чтобы скрыть огорчение, полезла в печь — глянуть, как пекутся ковриги. А дед Ехет приоткрыл створки горничной двери, «просунул голову и тихо позвал: — Игнаха, сынок. Ряженые-то проскакали. Вставать, однако, на дать, слышь ты... Из горницы вскоре послышались тяжкие сопения и кряхтения. Дверь из нутра резко пихнули. Створки распахнулись, будто крылья подраненной птицы. Вид Игнахи являл человека, страдающего тяж ким телесным недугом. — Ох, тяжко, тятенька!.. 79
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2