Сибирские огни, 1986, № 8
настежь дверь. В избу врывались белые клубы долгожданного Николь ского морозца. Застоялый дух обновился ядреной свежестью, дышать в опустевшей избенке сделалось легко и весело. И сонную вялость как рукой сняло. Моргун наскоро растопил печь и принялся за самовар, а сам нет- нет да и поглядывал на горничные двери, где квартировал молодой чингисский мужик с бабой. И сделалось ему неловко, что покусился на лишние деньги. Не успел Моргун обмозговать свои сомнения, поло винка двери осторожно растворилась. Из темной горницы, как из норы, озираясь, высунулся заспанный мужик. — Здоров, хозяин. А в горнице-то у тебя того, смрадно... Безбородый пошмурыгал воздух, поводя носом, точь-в-точь, как хомяк. — Как уж, натца, есть,—виноватясь, отвечал Моргун. На улицу Безбородый сбирался не по летам долго: важничал, как заправский купец. А ступив за порог, распахнул перед собою дверь так широко, будто за ним шла целая ватага. С печи вослед ему пробасил Егорша: — Шевяк от пегой кобылы! Молокосос сопливый! Бог с ним, молодо-зелено,—проговорил Моргун примирительно. — Не молодость в нем колобродит. Денежки его заносят. Из день- жистого семейства, мошняк. — Може, и так. А нам-то какое дело? Егорша слез с печи, присел на печную приступицу и, прилаживаясь к обуткам, как бы ненароком обронил: — Да ведь это ты, Митрич, чужим-то денежкам дал простор... Лицо Моргуна искривила болезненная улыбка: — Будет, Егорий, натца, будет. Нет лучшей брани, как Никола с нами... Сгорбившийся Моргун накинул на себя азям и шапку, суетясь, взял с лавки бадейку и вышел во двор. В предрассветных сумерках весело просыпался Завод-Сузун. На каждом дворе слышались голоса людей. Глухо били копытами лошади. В чуткой утренней роздыми то тут, то там скрипели колодезные журав ли. Бухали пустые деревянные бадейки. Звякали уздечки. Сердито всхра пывали лошади. С морозным скрежетом растворялись ворота, и топот невидимых конских табунов оглашал темные улицы. И только за забором, на колокольцевском подворье, было безлюдно и тихо. Моргун знал, что его дружок Игнаха не велел нынче брать на пос той. Не захотел выставлять напоказ свое счастье. Не стал бахвалиться и допускать случайных соглядатаев... Моргуну вспомнилось вчерашнее. Он машинально полапал себя по лицу и, не почувствовав боли, остался довольный —зажило, как на соба ке. И на том спасибо! А как там —Игнаха!.. Удрученный воспоминаньем о вчерашнем посрамленье, Моргун вы шел со двора на улицу. Отовсюду из труб в омутную синеву неба взды мались сизые столбы дыма. В избах игривыми светлячками мерцали огоньки, перемаргивались с крупными колючими звездами, угасающими над Завод-Сузуном. В колокольцевской избе желтушно светились ку хонные оконца. В них проворно маячила темная тень: Прасковья управ лялась с праздничной стряпней. Моргун издали взглянул на свет, но захо дить не стал, вернулся к себе на двор и побрел к колодцу. Г Л А В А I I СЧАСТЬЕ ГОРЕМЫЧНОЙ БАБЫ Третий день семейство Колокольцевых жило самой счастливой жиз нью на весь Завод-Сузун. Почестей Игнахе от начальства и заводских сограждан уже было изъявлено предостаточно. Деньгами одарили! На руках носили! Заводской люд при встрече с ним шапки снимает, кладут 77
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2