Сибирские огни, 1986, № 8
очи, проговорил Егорша.— Водочкой-то заливают мужики свое горе. — Правду говорят, мол, у бабы волос долог да ум короток,— вздох нула хозяйка. — Да и у мужика не шибко длинен. Живем, как слепые. Обо все мордой тычемся... В грамоте только в одной, может, и есть прозренье. Господа, они своих деток, небось, неучами не оставляют, даже девок и тех учат. У господина управителя сынки вон, сказывают, аж в самом Сам-Петербурхе учатся. За тридевять земель за грамотой ездят... А нам, простому люду, грамоту шпицрутенами вбивают... Егорша помолчал, что-то вдруг вспомнив. — А мы, Евдокия, повздорили с Моргуном из-за тебя... — Вот те на! — удивилась она обрадованно.—А что ж это так, по вздорили? Говорили, мол, откель у вдовой бабы могли взяться такие боль шие капиталы... — Ну и чо дальше? — Моргун сказал, мол, скорей всего добыла недействительным спо собом... — Как так? — Да вроде как украла... Евдокия, от роду не умевшая лгать и лукавить, взяла и ляпнула по простоте душевной: — Еще греховнее, Егор Иваныч. — А что может быть греховнее? —насторожился Егорша. — Да купец дал... Чужестранец. Какой на постое у господ стоит. — А за что он тебе дал? — А за что чужие мужики дают бабам деньги... — Да ты что?! —не поверил Егорша. — Вот я и сказала, Егор Иваныч... Он не в силах был сообразить, как это так просто и неожиданно вы шел разговор, которого вовсе не должно было быть. Он пялил на Евдо кию глаза и не понимал: как она может спокойно сидеть и прясть, словно ничего не произошло? Неужели не понимает своего позора? — Дак ты эвон какая! — тихо процедил Егорша сквозь зубы.—Не чистым ремеслом промышляешь! Евдокия перестала прясть, беспомощно опустила на колени руки, ко торые только что красиво и споро делали работу. Полными слез глазами, не моргая, уставилась на Егоршу. — Эх, Егор Иваныч, Егор Иваныч! Господи! —Она говорила через силу.—-Да нешто я сама? Хозяйка приневолила... Да наказала, мол, Наркису Александровичу не пожалуйся, а то... А мне куды деться? Кто моего Ванюшку, окромя госпожи, в школу определит? Вот и решилась... Подумала, может, замолю грех-то пред божьей матерью. А не простит, видно, судьба моя такая... Да зато сынок мой будет жить не так, как все мы. Грамотным... Вот и все, Егор Иваныч. А теперь судите мой грех, как знаете... И Евдокия горестно склонила голову себе на плечо. Слезы набухали на глазах, и она не отводила и не прятала их. Отяжелевшие слезины срывались с ресниц и крупными горошинами скатывались по разгорячен ным от стыда щекам. Егорша, боясь, чтобы не заплакать самому, пошел к двери оболокаться. — Собираетесь, Егор Иваныч?.. — Пойду, однако... — Ну, знамо, с потаскухою только лишний грех наживешь... — Я грехов не боюся. Не грешней господ,—буркнул Егорша. — А вы уж, Егор Иваныч, Христа ради, людям-то не сказывайте... про это... Не дай бог... А я передам, Егор Иваныч, барыне ваш отказ. Вы не сумлевайтесь... Егорша дольше обыкновения залезал в свой азям, весь засаженный заплатами. Обтягивал, обдергивал его без всякой надобности: — Ты вот что, Дуня!.. 67 3 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2