Сибирские огни, 1986, № 8

Сказала про грех, и стыдно стало за собственную вольность. Зарде­ лась румянцем, виновато улыбаясь. И словно помолодела. Озарило го­ ремычную вдовицу ушедшее девичество, и сделалась она глупой и счаст­ ливой невестой, как когда-то. Заметил Егорша лучезарную перемену в бабе, пробасил упрямо: — Все одно, Евдокия, откажись! Не то, ей-бСгу, в бега подамся... Все эти последние дни жила Евдокия в сладких думах о новом се­ мейном устройстве. Лелеяла мысли, как она снова станет мужней женой, канет из ее избы тягостное бабье одиночество и детишкам явится отец, хотя и неродной. Не гадала и не чаяла, что вот так разом могут рухнуть все ее надежды. Но по решительности Егора Иваныча было видно —не шуткует. Не могла понять только одного, что это он, бессемейный мужик, противится судьбе. Баба она работящая, и избенка у нее ладная. И хоть родила пя­ терых (двух схоронила), но не шибко еще состарилась. — Выходит, Егор Иваныч, скрестилися однова наши пути-доро­ женьки и поразошлись-поразъехались в разные стороны,—проговорила Евдокия и приложила конец полушалка к щеке. — Выходит, так,—согласился Егорша.—Только печалиться тебе не след. Живу я, как перекати-поле... — А отчего вы, Егор Иваныч, к одному месту прибиться не желае­ те? На одном-то месте и камень травкой обрастает,— прикрыв полушал­ ком рот, вымолвила Евдокия. — Травка-то, о какой ты говоришь, мхом прозывается. А мох— травка худосочная. Нежизненная. Ее червь и тот не точит. — У нас в Заводе вся жисть нежизненная, дак что теперь? Завод мужиков калечит, сводит; в могилу допрежь времени. Баб да малых ребя­ тишек сиротит... Будь они трижды клятые, эти мильены. Гори они синим огнем... Плакала Евдокия беззвучно, слезы струились по щекам живыми ру­ чейками. Она не вытирала их. — Вы уж, Егор Иваныч, на слезы-то мои не глядите. Ежели собрать все наши бабьи слезы в заводскую запруду, плотина не устоит. Прорвет... Душу Егорши сжимало от жалости будто тисами: — Ну дак мне идти пора.—Егорша поднялся с лавки.—Ты того, Евдокия... не позабудь сказать хозяйке-то... — Ладно, Егор Иваныч, скажу... Только что же это вы шибко скоро? Повечеряли бы с нами. Я ить ждала... Ванюшка! А ну, сынок, зови дя­ деньку Егора ужинать! С печи ловко соскользнул Ванюшка —парнишка лет десяти, бело­ брысый, подстриженный под горшок. В белых холстяных штанах до пят и в такой же длинной рубахе. — Не уходи, дяинька Егор! Оставайся, Христа ради... Егоршу будто кто за язык дернул: — А, была не была, Ванюшка! Принимай лисью шубу... Ванюшка со смехом схватил из рук Егорши его старенький азям. —т А парень-то у тебя, Евдокия, на язык бойкий. Весь в тебя... Отстранилась Евдокия от печи и, глядя на Егоршу лучистыми гла­ зами, призналась: — Это, Егор Иваныч, я от страхов говорю много. Все боюсь чего-то. А больше людей боюсь. Вот словами-то да слезами и обороняюсь. При моей вдовьей судьбинушке и помолчать-то, горемычной, не с кем... Накрыла стол скатертью, полезла в подпол за солониной. И все го­ ворила и говорила, будто и взаправду отгораживалась частоколом из слов от обидного Егоршиного отказа. И вот они все вместе за столом. Девчушки к матери на колени заб­ рались, с незнакомого дяденьки зенки не спускают. Поначалу Егорша противился господской еде, вовсе не хотел прини­ мать. А Евдокия (ну и баба догадливая) сказала, будто нужное лыко в строку вставила: — Егор Иваныч, вы уж не обессудьте меня с детками. Кашеварни- 65 .3 Сибирские огни № б