Сибирские огни, 1986, № 8

молча поколачивал жену, мстя ей за то, что она, как кукушка, при­ несла ему чужой приплод. А однажды —тогда Николке пошел второй годик — вернулся Игнаха из кабака страшно злой на весь мир. Подо­ шел к зыбке, и помутился разум у мужика: «Удавлю я тебя сейчас, суразенок, и весь сказ!» Кинулась Прасковья к мужику: «Лучше уж меня, Игнаша!» Сіііиб он Прасковью с ног, выволок во двор, привязал к столбу под навесом и стал полосовать растелешенную бабу кожаным кнутом с медными бляхами. Живого места нигде не осталось. Он ее хлещет, а она раз­ верзнет кровавый рот, просит: «Ишшо, Игнаша!.. Шибче бей!.. Поме­ реть хочу...» И засек, наверное, бы до смерти, если бы не сосед —дядька Мор­ гун, который оттащил Игнатия от жены, вырвал кнут. Моргун начал было Прасковью от столба отвязывать, да та остановила его: — Ты что, куманек, в чужое дело встреваешь? Игнаша, чай, род­ ную жену уму-разуму учит. А не каку-нибудь... Ступай с богом, Иван Митрич! Мы уж сами... Смиренно несла Прасковья свой тяжкий крест. Ее, как червь здо­ ровую лесину, источила совесть. И во сне и наяву просила она всевыш­ него послать ее меньшому, ее кровинушке, земное счастье. И вот дош- ли, видно, ее материнские молитвы до бога,— подвалила Николке не­ виданная удача, в школу взяли из мужичьих сынков —одного на весь Завод-Сузун! На улице вдруг заслышался конский топот. Кошева подкатила прямо к воротам Ехетов. Кони остановились, как вкопанные. По двору прогромыхали тяжелые шаги. Набухшая дверь натужно ухнула. Воздух в сумеречной избе за­ ходил невидимыми волнами. Тощий огонек в сальнике замигал, грозясь погаснуть. Все семейство Ехетов, отстранив ложки, уставилось на тем­ ный проем двери. На середину кухни ступил самый настоящий цесаревич в сказоч­ ном одеянии. На голове —золоченый малахай, отороченный соболем. Глаз не отвести —такая красота писаная. А в руках у цесаревича — кожаная сума, а в ней малиново позвякивают —знамо дело —чер­ вонцы... Раньше всех от восторженного забытья очнулся школяр Колька; — Тятенька! Тятенька!..—во всю.мочь забазлал он. — Господи, царица небесная! —Прасковья бросилась в ноги мужу. — Игнаха! Ты ли это, ехетство с мошенством! Чисто Иван-царе- вич! —осипшим голосом прокричал дед Митроха и двинулся навстре­ чу сыну обниматься. Остальные домочадцы так и остались сидеть за столом, очарован­ ные сказочным явлением. Боялись, что отец повернется и исчезнет, как ряженые на святках,- А Игнатий степенно молчал, он от природы не был говорлив, а при царевой награде балаболить языком и вовсе ни к чему. — Ну, будя, будя, ехетство... Высвободил ноги из объятий жены, шагнул к столу, опустил на столешню суму. Отодвинул на край миски с недохлебанными щами и стал осторожно высыпать деньги на стол. Они стукались друг о дру­ га, высекая малиновый звон. Колокольцевскиѳ чада растопырили руки, чтобы ни одна гривна не скатилась на щелястый пол. Но один гри­ венник ловко ускользнул мимо рук зазевавшегося Кольки, и он тут же получил от матери затрещину. Все, кроме самого Игнатия и деда Митрохи, полезли под стол, искать злополучную гривну. — Ишь ты! Цельное, можно сказать, жалованье, годичное. Двух дойных коров можно купить девкам на приданое... И еще останется,— прикинул дед Митроха. 43