Сибирские огни, 1986, № 8
Повернулся к Любаве, ожидая ответа. Любава обожгла сухим блеском глаз, дернулась вбок, словно хотела выпрыгнуть из кошевки, и крик, который набух и давил ее изнутри, вырвался: — Не примутся они! Не примутся! Он корни отрубил! — Как это... отрубил? — Яков Тихонович бросил вожжи. — Топором! Не сдерживая себя, не справляясь с вырывающимся криком, Лю бава на ходу выскочила из кошевки, пошла куда-то вбок от дороги, прямо по полю, вдруг зажала лицо руками и побежала, неловко споты каясь, к деревне. Ошарашенный Яков Тихонович остановил Пентюха, слез с ко шевки, несмело подошел к березкам. Отставшая кора сухо шуршала. Он оборвал несколько берестинок, растер, сдул с ладоней белую пыль цу, помедлил и крепко ухватился за тонкий ствол. Тот легко подался. Яков Тихонович вытащил его из земли. У основания ствол был полого и остро затесан, как обычно затесывают колья для изгороди. Дерево успело почернеть, но и сейчас еще было заметно — затесывали со старанием, аккуратно, словно рубанком. — Да как же он... —растерянно бормотал Яков Тихонович, опускаясь на корточки и разглядывая ствол.—Для чего? Окончание следует.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2