Сибирские огни, 1986, № 8
— Иван, хватит топтаться, поехали! — громкий, хрипловатый го лос Федора отсекал все лишнее и ненужное. С сегодняшнего дня, вот с этого часа, время становилось весомым и ощутимым, и, когда оно уходило без дела, как вода сквозь пальцы, рука это чувствовала-. Иван заторопился к комбайнам. — Значит, так, мужики. Я — первый, вы за мной, Федор последний. Пока по кругу. Обмолот будем за каждым проверять вместе. Поехали! Одним махом взлетел по лесенке на мостик, завел комбайн и нап равил его прямо на серую, хлебную стену. Стена дрогнула и стала обваливаться тяжелыми колосьями вниз. Большая, грузная машина зашлась дрожью, и от нее понесло жаром, мазутом, пылью, так от че ловека, занятого тяжелой работой, резко разит едким потом. Иван оглянулся. Остальные выруливали за ним. Грохот съедал тишину. Поле, протянувшееся до самого горизонта, пугало своими размерами. Сотни раз, туда и обратно, требовалось проехать, чтобы осталась на нем только ровная стрижка стерни. Судьба поля зависела теперь только от них, четырех людей, сидящих в эти минуты на ком байнах и думающих каждый о своем. В такие минуты человек всегда думает о чем-то еще, кроме работы. Валька был расстроен и вспоминал вчерашний вечер. Его сосед и одногодок, служивший на флоте, прислал домой фотографию — во всей матросской красе. Мать дружка не утерпела, побежала с фотогра фией по соседям. Первым делом заявилась к Нифонтовым. Валька посмотрел на снимок, смущенно улыбнулся и заторопился на улицу. Не хотел при чужих показывать своей слабости: чуть не до слез расстро ила его фотография, под самый дых достала. Вальку, единственного из всех его одногодков, не взяли в армию. Пальцы подвели. Большой палец на ноге сросся с соседним — еще с рождения. По этой причине и выдали ему военный билет, где сухими, казенными словами было сказано, что для армии он человек негодный. Корочка у военного биле та была красная, но все почему-то говорили, что ему выдали белый билет. Парни-одногодки стояли на крыльце, покуривали и обсуждали, кого куда направят: одних на флот, других в танковые. Валька стоял здесь же, слушал, вымученно улыбался и едва сдерживался, чтобы не пустить слезу. Обидно было. Получалось, что он какой-то... ну, увеч ный, что ли. А у него по физкультуре всегда пятерка стояла, и на пе рекладине он больше всех подтягивался. Мучило Вальку чувство стыда и непонятной вины, и жил он теперь с ним, как живет человек с неизвестной болезнью, даже не зная, от какой сырости она в нем за велась. И вот сейчас, в облаке пыли, скрипящей на зубах, Валька нап равлял свой комбайн вдоль поля и невесело думал, что большое дело, которым можно было гордиться всю жизнь, миновало его, обошло стороной. Комбайн вдруг начал нырять. В прошлом году зябь напахали волнами, весной с руганью засеяли, и снова приходится колотиться, как будто едешь по стиральной доске. Валька привстал с сиденья! напряженно уставился вперед: что там? Сейчас только зевни —сразу жатку запорешь. Мостик комбайна ходуном ходил под ногами. Это и был Чистый угол, о котором Иван говорил недавно Огурцу. Видно, об этом же вспомнил и Иван. Валька видел, как тот приподнялся на мостике, обернулся и погрозил кулаком. Валька тоже обернулся но Огурца в густой пыли не разглядел. ’ Огурец же прекрасно все видел: и Ивана, и кулак, и следы своей прошлогодней пахоты. Видел, ругал себя черными словами, каялся и как нашкодивший школьник, обещал самому себе больше такого не де лать. Надо же, словно черт дернул за ногу и попутал. Очень уж хо телось Огурцу прошлой осенью отличиться, отхватить премию — мото цикл с коляской. «Жигуленок», как ни крути, а не свой, тестя. Вот и старался, выжимал из трактора все, какие в нем были, лошадиные силы. Так торопился, что некогда было плуг отрегулировать. Положен ное количество гектаров он все-таки выдавил, но премии не получил . 22
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2