Сибирские огни, 1986, № 8
нула подолом, изломала парню жизнь, а теперь снова да ладом любовь закрутила. Нет, что ни говори; а толку от бабенки не будет. Яков Тихонович со вздохом поскреб лысоватый затылок и, отвлека ясь от своих мыслей, снова стал глядеть на сына. Иван в летней кухне хозяйничал у печки. Само собой получилось, что после смерти матери женские дела он взял на себя. Справлялся быстро, ловко, словно только тем и занимался всю жизнь, что варил, стирал белье да убирал в избе. Радоваться да любоваться бы, глядя на сына, если бы не черто ва баба. Тьфу ты, язви в душу, опять... Яков Тихонович плюнул и закашлялся. — Батя, бросай курить. — Да тут не табак, тут другое. — Какое еще? — А-а... Давай ужинать. Как савраска по полям седни, аж живот подвело. Хлеба нынче, я тебе скажу, загляденье... Договорить он не успел. Стукнула калитка. Стукнула громко, уверенно, словно хозяин заходил на свой двор. Это был Федор Проко- шин. Он молча прошел в летнюю кухню, где сидели хозяева, молча подвинул себе табуретку, с писком придавил ее и широко расставил ноги в старых домашних тапках со стоптанными задниками. Обвел взглядом Якова Тихоновича, Ивана и безо всяких предисловий — Федор не любил и не умел много говорить — выложил: — Иван, скажи, можно из вашего звена выйти или нельзя? — Подожди, Федор, не понял. — Кого тут понимать. Думал и решил: не с руки мне там. Вот и спрашиваю: можно выйти или нет? Иван растерялся, не знал, что ответить — так неожиданны были и приход Федора, и его вопрос. Яков Тихонович не удержался, взвился. — Нет, ты глянь на его! Завтра в поле, а он надумал. А раньше, год почти целый, где был? — На работе, дома был. Ты, Тихоныч, не шуми. Не подходит мне звено. Сам посуди. Ну, Иван —ладно, Ленька тоже мало-мало сообра жает. А Валька? У его ж за спиной надо стоять и глядеть в оба глаза. А деньги поровну. А у меня их пять короедов — все есть хотят. Короче, мне общее хозяйство боком выходит. Один я больше заработаю. Так можно или нет выйти? — Федор, ведь говорили: за квалификацию тебе доплата, урав ниловки нет. Пойми, ведь надо же когда-то за землю браться, всем... — Погляди, погляди на его! — никак не мог успокоиться Яков Тихонович.—Дожились, бляха-муха! Да ему по новой надо коллективи зацию проводить! — Да не шуми ты, Тихоныч. Я спрашиваю: можно или нет? Как-ни как обещал. А если б не обещал, я бы и спрашивать не стал. Иван лихорадочно искал ответ. С одной стороны, без Федора, самого опытного, придется туго, с другой —как с ним работать, если у него уже сейчас такое настроение? — Нет, нельзя! — отрезал Яков Тихонович.—Я, как бригадир, запрещаю. Поздно, все расписано, все составлено. Иди к председателю, проси у него. Яков Тихонович, конечно, хитрил. Но в то же время и знал, чем взять Федора. Не пойдет тот отказываться от своего слова. Это для него все равно, что через себя перешагнуть. — На нет, как говорится, и суда нет. — А раньше, раньше где был? Про что думал? Быстро, Тихоныч, только кошки любятся. Нынче отработаю а на будущий год — шабаш. Пошел я. Федор тяжело поднялся и тяжело направился к калитке. Его сильные^ короткие ноги крепко подминали густую траву в ограде. По-хозяйски закрыл за собой калитку, натянул на глаза кепку, сунул руки глубоко в карманы и подался домой. Даже не оглянулся. Яков Тихонович, забыв об ужине, крутился на летней кухне, между 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2