Сибирские огни, 1986, № 8

ров, похожих на склону про белого бычка, знал, что они так разгово­ рами и останутся. А слов без дела он не признавал. — Халтурой называется. Понятно? Ты в прошлом году в Чистом углу напахал, как свинья наковыряла, а теперь будем молотить — душу вытрясет. Знаешь, сколько зерна потеряем? А работяга в городе за мо­ локом стоит в очереди. Ты про него думал, когда свинорой устраивал? И он про тебя так же. Взаимообразно.—Чем больше Иван говорил, тем больше начинал сердиться.— Права ты уже качать научился, а рабо­ тать — нет. — Э-э-э, Ваньша, я тебе проблему выкладываю, а ты ее на личность сваливаешь. Не можешь в существо вникнуть. Хреново, видно, в инсти­ туте учишься. — Чего завелся, тоже мне, деятель! — Федор Прокошин все проб­ лемы решал по-своему. — Езжай на завод, погляди, потом нам расска­ жешь. Пристал, как банный лист. Откуда он, Ванька, знает! Спорить с Федором Огурец не стал. С этим сорокалетним мужиком спорить было бесполезно. Если он так решил, значит, так оно и есть. Решил, например, что в газетах пишут одну только неправду и будто бы тем, кто пишет, только за неправду и платят, и разубедить его в обрат­ ном никто не мог — хоть лоб расшиби. К своим сорока годам Федор нашел ответы на все случаи жизни и жил спокойно. Работал так, что рубаха дымилась, обихаживал свой большой аккуратный дом, по праздникам гулял с соседями и в силу своего тяжелого, несговорчивого характера обязательно с кем-нибудь ругался. Еще нарожал пятерых ребятишек, он так и говорил про себя — нарожал. Когда его в шутку спрашивали, зачем такой выводок, ведь нынче обходятся одним-двумя, Федор невозмутимо отвечал: — Так я, поди, с бабой живу. И все вопросы исчерпаны. — Вон Яков Тихонович идет,— подал голос Валька, самый моло­ дой из четверых.—Он вам проблемы сразу разъяснит. • Сказав, Валька улыбнулся тихой, извиняющейся улыбкой. Такая привычка у него была — говорить, улыбаясь. По машинному двору торопился Яков Тихонович. В старых кирзо­ вых сапогах, в легоньком пиджаке, он мало походил на бригадира, но мужикам именно это и нравилось. Слушались его беспрекословно, а крикливые разносы, которые он мог устроить любому и в любое время, сносили терпеливо. — Загораем? Яков Тихонович примостился на скамейке, сдернул кепку с головы, вытер ею потный лоб и, не дожидаясь ответа на первый вопрос, задал второй: . — Как комбайн? — Комбайн, шеф, как часики. Только вот у меня вопрос.— Огурец по новой изложил свой вопрос, а заодно и ответ Ивана, правда, про Чистый угол умолчал. — Мудрецы! —закипятился Яков Тихонович, словно ему наступили на больную мозоль.— «Взаимообразно!» «Несообразно!» Руки надо от­ рывать за такую работу! Привыкли теперь —тяп, ляп... и с глаз долой! А надо не мудрить. Напортачил — оставайся без зарплаты. Все! Тогда бы почесались. — Ты сам-то многих без зарплаты оставил? — спросил Иван. — А у меня руки связаны. Ты не подначивай. Я его лишу, а на ме- нй и прокурор, и профсоюз, и кака только холера еще не окрысится. Пока там не поймут,— показал пальцем вверх,— что пора гайки закручивать толку не будет. — Да что мы за народ за такой! — разозлился Иван.— Чуть че>- го — пальцем в небо -—там! А вот тут, у себя под носом, а? Может, бес­ порядок не сверху вниз, а наоборот, снизу вверх идет. С нас начинается? — Ну ладно.— Федор поднялся с лавочки.— Это вы дома доруга­ етесь. Тихоныч, когда в поле? 16