Сибирские огни, 1986, № 8

предшественником, побудило его пойтй на­ встречу классику, протянуть ему руку. Дайте руку! Вот грудная клетка. Слушайте, уже не стук, а стон... И еще один урок, вытекающий из этой поучительной истории. Новое содержание, диктуемое художнику революцией, конеч­ но же, неизбежно требует новых форм, как оно требовало этого от В. Маяковского и его сподвижников, чем, собственно, и выз­ вано было появление «декларации четы­ рех». Но форма в искусстве — субстанция более стойкая, чем содержание. Тем более, когда речь идет о литературе, имеющей де­ ло единственно с языком, самой стойкой из всех форм и орудий общественного соз­ нания. Создаваемый веками, язык и ломке поддается не легко и не просто. Зато усво­ енный творчески и обогащенный за счет новых понятий развивающейся действитель­ ности, без покушения на органические за­ коны его развития, он становится поистине величайшей силой, созидающей и воскре­ шающей, крушащей, но несокрушимой, что и доказала поэтическая практика того же В. Маяковского. Да и не одного его. Мы помним попытки сломать сложившиеся формы поэтического языка, предпринимав­ шиеся многими младшими собратьями поэ­ та — от Б. Пастернака до Н. Заболоцкого. И что же? Кроме затуманивания смысла и разрыва формы это, как правило, ни к че­ му не приводило. Не случайно же все они, без исключения, в пору своей зрелости при­ ходили в поэзии к ясному, незамутненному слову и классической форме стиха. И имен­ но эта пора и становилась для них наибо­ лее плодотворной. Не случайно и то, что каждый из них, как бы подводя итоги свое­ го пути в искусстве, находил необходимым определить его как путь от искусственной усложненности стиха к его ясности и про­ стоте. Как это сделал тот же Б. Пастернак, заявив во всеуслышание: В родстве со всем, что есть, уверясь И знаясь с будущим в быту. Нельзя не впасть к концу, как в ересь, В неслыханную простоту. Или Н. Заболоцкий, проделавший путь от намеренно утяжеленного стиха «Столб­ цов» к классически ясному, наделенному прозрачностью и глубиной поэтическому слову последних лет, что позволило ему не только создать лирические шедевры вроде «Бетховена» или «Некрасивой девочки», но и дало возможность создать лучший в на­ шей поэзии перевод «Слова о полку Игоре- ве». Впрочем, о самоценности живого, не- исковерканного «изысками» русского поэти­ ческого языка он сам сказал словами опре­ деленными и убедительными: Нет! Поэзия ставит преграды Нашим выдумкам, ибо она Не для тех, кто, играя в шарады, Надевает колпак колдуна. Тот, кто жизнью живет настоящей. Кто к поэзии с детства привык, Вечно верит в животворящий, Полный разума русский язык... Сказано так, что яснее и не скажешь! Но, с другой стороны, ратуя за «полный разума русский язык», не изломанный и не исковерканный приверженцами различного формотворчества и любителями новизны любой ценой, ратуя за более полное осво­ ение возможностей, заложенных в русском классическом стихе, мы не должны забы­ вать и о том завете, который оставил нам на этот счет сам В. Маяковский. Да, великий и могучий русский язык мы унаследовали от предков; да, десятилетиями и столетия­ ми слагавшиеся формы русского стихав и сейчас работающие в поэзии, достались нам от предшественников, от классиков, майтеров совершенной формы. Но нельзя все искусство и всю поэзию прошлого толь­ ко потому, что создавались они до нас, в прошлые века или десятилетия, единым чо­ хом заносить в ранг классики, даже если произведения этого искусства отмечены со­ вершенством формы. Классика должна обя­ зательно нести в себе передовые, гумани­ стические, демократические идеи своего вре­ мени. На этот счет В. Маяковский выска­ зался совершенно определенно в том же «Юбилейном». Между нами — вот беда — позатесался Надсон. Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща! А Некрасов Коля, сын покойного Алеши. — он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид. Знаете его? Вот он мужик хороший. Этот нам компания — пѵскяй стоит. Итак, Пушкин, к которому пришел, в конце концов, В. Маяковский, да еще Лер­ монтов, к которому пролетарский поэт то­ же не раз обращался в стихах, а также «мужик хороший» «Некрасов Коля» — вот и весь ряд русской поэтической классики, определенный пролетарским поэтом. Подбор имен не случайный. Сочувствие к народным нуждам, чувство свободолюбия и демокра­ тизм стиха в сочетании с совершенством поэтической речи — вот три составные по­ нятия гражданственности, вот то, что объ­ единяет все эти фигуры.' Вот то, что в первую очередь и всегда импонировало и В. Маяковскому. В этом смысле нельзя не заметить, как у некоторых теперешних участников всевоз­ можных дискуссий о состоянии современной поэзии происходит известное отклонение от этой генеральной линии, выработанной великим пролетарским поэтом. Совершенно справедливо указывая на В. Маяковского как на образец гражданственного служения словом, они, в силу своей всеядности, го­ товы в тот же ряд гражданственно звуча­ щих поэтов поставить не только Афанасия Фета, который, надо думать, и не помыш­ лял о такой чести, но даже и Каролину Павлову, типичную, по выражению М. Сал­ тыкова-Щедрина, представительницу «мо­ тыльковой поэзии». Великий пролетарский поэт был разбор­ чивей и строже. Для него оказался гораздо ближе далеко отстоявший от него Пушкин, нежели жившие рядом с его молодостью 167