Сибирские огни, 1986, № 8

Я считаю, обходя бульварные аллеи, сколько наследили юбилеи? , Пушкин, Достоевский, Гоголь, Алексей Толстой . , в бброде у Льва. Не завидую — у нас бульваров много, каждому найдется бульвар. Здесь есть еще соль иронии. Но, что бо­ лее важно в данном случае, строки эти уже согреты теплом примирительного доб­ родушия к самому предмету иронйи. Слу­ чай в поэзии В. Маяковского не частый. И —«не случайно! В следующем году, когда отмечалось 125-летие со дня рожде­ ния Пушкина, В. Маяковский пишет «Юби­ лейное» — стихотворение, в котором пре­ дельно ясно определяет свое сложившее­ ся к этому времени отношение к класси­ ку. Уже само обращение к еще недавно отрицаемому и сбрасываемому с «Парохо­ да современности» предшественнику: «Александр Сергеевич^ разрешите пред­ ставиться. Маяковский»,— говорит о мно­ гом. После признания чисто человеческо­ го—«Мне приятно с вами», идет призна­ ние более важное —поэтических досто­ инств великого поэта и его мастерства, столь ценимого В. Маяковским вообще. Были б живы — стали бы по Лефу соредактор. Я бы и агитки вам доверить мог. Раз бы показал: — Вот так-то, мол, и так-то... Вы б смогли — у вас хороший слог. представителям «ревискусства», вроде вы­ сказывания о том, что «чтивом советских масс классики не будут». Но прймо с именем Пушкина эти высказывания уже никогда не связывались. Более того, что касается именно Пушкина, то все после­ дующие после «Юбилейного» высказыва­ ния Маяковского о Пушкине носили ха­ рактер не только лояльный, но прямо про­ тивоположный тому, какой высказан был при оформлении футуристской платфор­ мы 1912 года. Однажды признав в своем предшественнике союзника, он уже никог­ да не изменял этому отношению к нему. Признав в Пушкине поэта, он признал в нем как бы и соратника. Отсюда и стрем­ ление В. Маяковского всячески пропаган­ дировать великого классика и его насле­ дие. В 1925 году, по приезде из США, он выступает с обширной программой перед слушателями. В эту программу, под впе­ чатлением от встреч с угнетаемым нацио­ нальным меньшинством Северной Америки, он включает пункт: «Негритянский вели­ кий поэт А. С. Пушкин». В 1927 году на диспуте «Пути и политика Совкино» он называет Пушкина «наиболее замечатель­ нейшим за все время существования Рос­ сии поэтом». И уточняет: «Пушкин был революционер для своего времени». А в 1928 году, в связи с проектом построить Дом Госиздата на Страстной площади (ныне —площадь Пушкина), пишет сти­ хотворение «Шутка, похожая на правду», ставшее пророческим: Пускай по-новому назовется площадь, асфальтом расплещется, и над ней — страницы печатные мысль располощут от Пушкина до наших газетных дней. Еще более высокое признание досто­ инств Пушкина звучит в следующих стро­ ках, в которых, кстати, автор не очень щадит самолюбие друзей и соратников автора по «'Лефу»: Что ж о современниках?! Не просчитались бы, за вас полсотни бтдав... В конечном счете все это сливается в единое чувство уважения, любви и горечи по поводу преждевременной гибели ге­ ниального предшественника, чувства, кото­ рое только и мог высказать один великий другому: Может, я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых. А перед этим еще было сказано — не­ маловажное: у. меня, да и у вас, в запасе вечность... Еше и позднее бывали у пролетарского поэта срывы в этом смысле, свойственные Таков был нелегкий и непрямой путь В. Маяковского к Пушкину, приведший к их встрече. История поучительная тем более, что для В. Маяковского сближение с Пушкиным было не просто признанием авторитета классика, но неизбежно знаменовало обога­ щение его собственного поэтического арсе­ нала. Чем ближе подходил В. Маяковский к Пушкину, тем яснее становился его язык, глубже мысль, органичнее и естест­ веннее образная система и весь его стих в целом. Это благотворное влияние можно проследить почти на всем творчестве В. Маяковского не только в двадцатые годы и особенно после 1923—1924 годов, но и гораздо ранее. Подспудная работа, как мы уже отмечали, началась в поэте на бо­ лее раннем этапе. В результате на смену декларативности и плакатности начинает приходить, с одной стороны, эмоциональ­ ное наполнение стиха. С другой стороны, из стиха этого уходит его образное пере­ насыщение, излишняя экспрессивность, уби­ вающая живую плоть слова. Строка, а за нею и нить эмоционального напряжения, рвавшиеся от произвольного излома ритма, обретают спокойную естественность звуча­ ния. Именно этими свойствами отмечены стихи «Хорошее отношение к лошадям», 165