Сибирские огни, 1986, № 8
Воздадим должное искреннему стремле нию поэта, вышедшего не только из прош лого века, но и из са-мых темных глубин патриархально-крестьянского общества, ид ти в ногу с революционным народом и эпохой, что особенно обнаружилось в 1924—1925 годах, и отметим в связи с этим одно странное совпадение, как бы соединившее таких разных людей, как B. Маяковский и А. Твардовский, в их от ношении к С. Есенину,— их дружное по- луигнорирование попытки «выдающегося русского лирика» соединить свою судьбу о Русью новой, советской, если не считать не. которых их оговорок по этому поводу, сделанных как бы между прочим. Очевидно, происходило это потому, что сила лиризма, нашедшая свое воплощение в главных, наиболее эмоциональных стихах C. Есенина, написанных до 1924 года и посвященных так называемым «вечным» темам, перекрывала в глазах этих поэтов значение всех остальных аспектов его твор чества и уже не требовала их рассмотре ния. Именно к такому выводу подводит нас упоминавшаяся уже нами статья А. Твардовского о Михаиле Исаковском, где, касаясь лирики С. Есенина, автор го ворит о том, что она, эта лирика, «несла в себе общезначимые ценности поэзии — покоряющую искренность выражения чело, вечеоких чувств: любви, утрат возраста, с особой остротой переживаемых в молодо сти, памяти детства, чувства природы, сыновней привязанности к родной земле». И ни слова — о стихах 1924—1925 годов, несших в себе начало нового отношения поэта к революции. Что ж, согласимся с автором статьи, ведь это тоже немало — нести в себе «об. щеэначимые ценности поэзии» и «покоряю щую искренность человеческих чувств»! И не будем требовать от критика большего. Свидетелями следующего подъема ши рочайшего народного интереса к слову С. Есенина мы стали в шестидесятые го ды — с сопутствующим им выдвижением нашего общества на новые социальные и экономические рубежи, с достижением не. бывалых побед науки и техники на земле и в космосе, с наступлением НТР на об житую человеком землю и обострением борьбы между силами войны и мира, — словом, со всем комплексом социальных и морально-нравственных проблем, выдви нутых временем. Но эта волна интереса к поэту и его слову шла уже на новом, более высоком, уровне, на уровне подлинно научного ознакомления с его наследством и широкой доступности к этому наследству читающе го народа. С. Есенин, обновленный нашим обострив, шимся, ставшим более проницательным взглядом на мир и на него, поэта, и вдруг небывало выросший в своих масштабах, как бы действительно заново родился и для нашей истории и — главное — для на шего духа, уже не могущего мириться с до. стигнутым, но и, вместе с тем, не желаю щего — за грохотом машинизированного марша нашего технического и .слишком рационального века — бездумно и скоро палительно отрешаться от вековых связей с этим привычным земным миром, его историей и его природой. Задачи по овладению зецным и около 160 земным миром, решаемые сейчас челове ком, грандиозны. И решение многих из них насущно необходимо. Но то, что в этой переделке земли механизированные чело* веческие руки часто оказываются длиннее человеческого разума, в этом теперь уже нет сомнений. Человек выходит в мир при. роды как будто бы с наилучшнми побуж дениями, подсказанными ему реальной за дачей дня. Но сколько уже осталось за ним на карте планеты высохших лесов и мертвых рек и даже -морей? Сколько пустынь образовалось там, где некогда струились водопады и шумели леса? Осле пительно белый песок и черная, скрипящая на зубах пыль летят, мертвым призраком над землей, застилая солнце и окутывая собою все большее и большее пространство пока еще зеленой и живой планеты. Приро. да как дитя, и равновесие в ней хрупко, как неокрепшие кости ребенка. Не видно, чтобы истина эта была понята каждым из нас в достаточной мере. Имен но 60-е и 70-е годы были тем временем, которое воспринималось нами как время безоговорочной победы человека над своей слабостью. Да, вековая зависимость чело века от косного мира в ряде случаев пре одолена, техника одержала не одну победу над природой. Но многие из этих побед были и победами над самим человеком, и не только над его технической ела., боетью, но и над тем, что составляло и должно составлять его силу — над его фи зической и духовной связью с живым ми. ром природы. Вспоминается, с какой младенческой улыбкой на устах и бездумной радостью во взоре не раз ликующе возглашали иные из нас именно в это время «победу сталь ной конницы», имея в виду победу техники над живой природой, олицетворяемой наивным есенинским жеребенком, конечно же, заранее обреченным на поражение в его немыслимом состязании с желез, ным паровозом. Паровоз, изобретение «физиков» (прибег нем к терминологии Б. Слуцкого),- стал и их иконой. «Физики», явившиеся литературным ОЛИ. цетвореиием тех, кто готов был поставить электронно-счетную машину чуть ли не вы. ше разума, торжествовали. Это их тор. жество над «лириками» небескорыстно было подхвачено некоторыми громоглас ными молодыми поэтами. В конце концов, эти молодые, воодушевленные первыми победами, пошли дальше физиков, объявив и душу человеческую понятием не только устаревшим и условным, но даже и пош. лым,— «субстанция с пошлым названием «душа», как лихо заявил недавно в одной своей заметке А. Вознесенский. ■ Будучи лишенными естественных связей с живым народным языком и плодотворными тра дициями народной и классической поэзии, они — за победами техники над извечными силами природы — не без радости увиде ли вдруг возможность победы рациональ ного начала над чувственным, а условного кибернетически . космополитического «во лапюка.» — над живым разговорным и песенным языком народа и его естествен но звучащей поэтической речью. Д а и что там, в самом деле, какая-то1 «душа», когда и элементарные законы грамматики
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2