Сибирские огни, 1986, № 8

сальная задача побороть упадочную лирику Есенина утверждением бодрости и труд­ ности жизни..,» Здесь по праву возникает вопрос о во­ доразделе, разделявшем поэтов относи­ тельно их понимания этих терминов «бод­ рости» и «упадочности». Оставив в стороне разговор о «бодрости» в поэзии, вспомним хотя бы о том, каким подлинным Источ­ ником душевной сили являлись для всех нас, воевавших, «упадочные» стихи С. Есе­ нина в годы Великой Отечественной войны, к чему, впрочем, ниже мы еще обратимся. Очевидно, совсем не просто определяется само понятие содержательности в поэзии, как их трактовали в свое время «лефовцы», как до сих пор трактуем их иногда мы сами. Но вернемся к разговору В. Маяковско. го о борьбе ЛЕФа с С. Есениным. Завер­ шая этот разговор, пролетарский поэт спрашивает себя и своих сподвижников по ЛЕФу: «Выполнили ли это задание?» И с удовлетворением отвечает: «Выполни, ли». Что можно с определенностью сказать обо всем этом сейчас? Пожалуй, только одно: В. Маяковский, к счастью, ошибся, лефовцы и иже с ними, очевидно, немало принесли огорчений поэту, но «упадочную» лирику его, при веем их старании, убить не смогли. Задача эта попросту оказалась выше их сил и воз­ можностей. Да иначе и быть не могло, ибо все истинное, что создается художни­ ком, уже не принадлежит ни самому ху­ дожнику, ни какой-либо отдельной группе литераторов или читателей, но принадле­ жит всему народу. А у народа, как извест. но, свои права на то, что он усвоил. . Как свои права и у поэзии, усвоенной народом. Как сказал об этом сам В. Маяковский: Но поэзия — , присволочнеЯшая штуковина: существует — и ни в зуб ногой. И -не только существует, но и повеле­ вает. Власть ее ощущает над собою не только читатель, но и сам создатель, поэт. Так случилось и с В. Маяковским. Стоило ему отойти от рекламных стихов вроде «Столовой Мосселыірома» или от декла­ раций типа «Приказа по армии искусств» и обратиться к подлинно поэтическому искусству, как искусство это привело его к тем единственно безошибочным словам, в которых исчерпывающе и точно отразил­ ся и образ Есенина, и истинное отношение к нему В. Маяковского: У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга-подмасгерье... Как видим, здесь о таланте С. Есенина и месте его в народном сердце сказано совершенно определенно и безоговорочно положительно. Такова «кривая» отношения к С. Есени­ ну одного из его современников и выдаю, щихся поэтов нашего века — Владимира Маяковского. Другой выдающийся поэт, живший уже в наши дни, Александр Твардовский,— человек, может быть, более объективный, в силу его полной свободы от привержен- 158 ности к какой-либо узкокелейнОй литера-; турной группе, но и более сдержанный в оценках, нежели В. Маяковский, и, как правило, воздерживавшийся от каких бы то ни было личных посвящений в стихах, в том числе и С. Есенину, нс посвятил ему, как известно, отдельной работы и в своей критической прозе. Но к оценкам поэзии своего рязанского предшественника он не раз обращался в работах, посвящен­ ных другим поэтам, и в частности М. Иса­ ковскому. * Говоря в статье «Поэзия Михаила Иса­ ковского», появившейся в 1949 году, что он, А. Твардовский, не испытывал в юности того увлечения поэзией Есенина, какое было в те годы повальным, он, тем не ме. нее, счел необходимым подчеркнуть: талант Есенина был уникальным. «Лирика Сергея Есенина,— говорит он,— в свое время бы­ ла огромным общественным явлением именно в смысле всеобщности охвата ею самых разнообразных читательских кругов. У нее были почитатели, которые даже и йе читали ее сами с печатного листа, а знали со слуха в изустной передаче, не­ редко под баян или гитару...» И далее, выясняя причину этого уни­ кального распространения есенинской ли­ рики, говорит: «Она нередко находила жн. вейший отклик в разных пореволюционных прослойках и группах, главным образом городских, среди людей потрясенной или ущемленной судьбы, потерявших привыч­ ные жизненные связи и видевших в забо. тах и призывах времени лишь «буднич­ ность» и «прозу». Такие настроения, осложненные житейской неустроенностью всякого рода, приходили для многих на смену романтическому подъему периода гражданской войны и вместе были обра. щены к идеализированному миру тишины и успокоения, каким чаще всего представ­ ляется усталой или надорванной душе горожанина мир деревни хотя бы по вос­ поминаниям детства». Глубокое и справедливое суждение. И все же, совершенно справедливое в глав­ ной сути своей, оно представляется нам далеко не полным, ибо справедливо лишь в оценке влияния есенинской поэзии на ту определенную часть читателя, которая состояла, как выразился А. Твардовский, из «людей потрясенной или ущемленной судьбы». Позднее, рассматривая роль поэзии С. Есенина на фоне времени более широ­ кого, выходящего за пределы двадцатых годов, и говоря о значении ее в деле эсте­ тического воспитания молодого, поколения в наши дни, А. Твардовский находит другие слова для характеристики предшест. венника. Он называет его «выдающимся русским лириком». Однако вернемся к разговору об некоей периодичности проявления массового чи­ тательского интереса к С. Есенину. На моей памяти было по крайней мере еще два таких периода, когда нарастающая волна интереса к есенинской поэзии под. нималась выше просто литературной от­ метки, когда интерес к ней становился в буквальном смысле слова массовым, неся на себе все признаки интереса всенародного. Две эти приливные волны совпадают по