Сибирские огни, 1986, № 8

и мужественным словом в защиту великого предшественника. Открытые при помощи революции «про­ пасти сознания» помогли Блоку не только встать над своим классом, но и над самим собой, подняться выше личных обид, уви. деть за частным и личным—общее, а в «музыке революции»' услышать музыку своей души. В эти послеоктябрьские дни, живя и ра­ ботая с революцией, поэт в уже упомя­ нутой выше речи «О назначении поэта», возвращает революции «веселое имя» Пушкина, подготавливает к изданию книгу стихов и поэм Лермонтова, для которой, не довольствуясь старыми жизнеописаниями поэта, сам пишет его биографию. «Разорванный ветром воздух» октябрь­ ских дней помогает ему окончательно осво. бодиться от всякого рода Мережковских и открывает его взору то истинное, что отличало немногих лучших поэтов того времени, в частности Маяковского и Есе­ нина, не утративших связей с живой жизнью. Имена двух этих поэтов появляют. ся в дневнике Блока все чаще и чаще. Находясь между Пушкиным и Лермонто­ вым, с одной стороны, и Маяковским и Есениным —- с другой, он, обнимая бурю революции, тем и другим подал свои руки и как бы соединил их. Электрический ток свободолюбивой поэ. зии Пушкина и Лермонтова, прошедший через скорбное и гневное сердце Некрасова, принятый сердцем Блока и подключенный им к батареям революции, был затем — в частности через поэму «Двенадцать» — передан его младшим собратьям и наслед­ никам— Есенину и Маяковскому... Жизнь поэта, по выражению А. Твар- Не отзвенела Когда начинаешь думать об уникальных явлениях русской поэзии первой половины века, в сознании неизбежно и в первую очередь всплывает звонкое имя Сергея Есе. нина. Этот поэт ни на кого не похож и ни с кем не сравним. Его голос звенит, как серебряный колокольчик и как берестяная флейта. Иногда мне даже кажется, что поэт и родился прямо с певучим пастуше­ ским рожком в руках. Самое имя, его—- Сергей Есенин — звучит как музыка, чис­ тая и светлая. Так светло и чисто звучат только голоса птиц и детей. А между тем жизнь его была непростой, а- поэтическая судьба— тем более. Это в особенности относится к судьбе по­ эзии С. Есенина после его ухода. Его по­ эзия жила и живет, как живой организм, встречающий на своем пути препятствия и пробивающийся сквозь них. Или как мор­ ская волна, накатывающаяся время от вре. мени на берег. Накатам этим с самого начала была свойственна определенная пе­ риодичность. Я знаю три таких периода, когда приливная волна поэзии С. Есенина поднималась наиболее высоко. Первый из них совпал по времени с двад. цатыми годами. Я, впервые более или менее осознанно потянувшийся к книге в самом начале тридцатых годов, застал уже 156 донского, «была полна огромного внутрен­ него напряжения, бесстрашия, всегдашнего непокоя, самоотвержения и груда, которые только и делают великих поэтов. Сколько нужно было внутренней силы, чтобы через бездну предрассудков среды, 'литературной школы, из глубин старой культуры и ча. щобы новейших декадентских «премуд­ ростей», отвергая и осуждая бесповоротно эгоизм старого мира, выйти на одну дорогу с народом к революции и славить ее». К этому, кажется, трудно' что-либо до­ бавить. Разве вот еще что. Путь Блока — это путь неустанной борь­ бы не только за право быть с народом в, революции, но и за право быть самим собой. Но две эти задачи поэта сливались счастливо в одну. Ибо борьба за право быть самим собой как раз и означала для него быть с народом и революцией. Его сердце, открытое всем ветрам и молниям революции, кровоточило на этом ветру. Но поэт лишь шире раскрывал его навстречу этим ветрам и этим молниям. Блок любил повторять слова молодого Вагнера о том, что, когда начинает звучать в воздухе революция, ответно ей звучит му­ зыка искусства. Поэт в полной мере под­ твердил живучесть и жизнестойкость этой истины, подтвердил всей своей жизнью в поэзии и революции. И оглядываясь на эту жизнь, мы вправе сказать о ней сейчас словами другого великого композитора — Бетховена, чья музыка была близка вели­ кому Ленину, что такая жизнь подобна пути «через тернии к звездам». Через тернии классовых и сословных пут и пред­ рассудков— к светоносным и обжигающим звездам пролетарской Революции, роща золотая окончание этой приливной волны. Я уже не захватил того похвального увлечения поэзией Есенина среди грамотной сельской и городской молодежи, которым были от­ мечены двадцатые годы. Но и при мне, подростке, еще многие мои однокашники, особенно те, что постарше, спрашивали- его книги в нашей школьной библиотеке, где их как раз к тому времени уже и не было. Помню, как в деревне, где я бывал у своих родных, парни и девушки пели на его стихи песни— под гармошку, а то и без всякого музыкального сопровождения. Помню, как пели их в нашем районном го. родке— в том числе и студенты педучили­ ща, где я учился тогда и в общежитии которого бывал иногда с моим другом Ве­ ней Козловым, талантливым молодым ху­ дожником и любителем поэзии. Тут уж пели под гйтару. Не могу сказать, чтобы мне лично эти песни очень уж нравились,— скорее наобо­ рот. Происходило это, видимо, потому, что распевалось, как правило, не лучшее. Или, по крайней мере, искаженное и замусорен­ ное, под самодеятельно подбираемые, рас. хожие мотивы. А лучшего, того, что •сос­ тавляет драгоценную суть Есенина и что открылось мне позднее, я тогда, как и мои товарищи, еще не знал,