Сибирские огни, 1986, № 8

его, А. Белого и моему: «изменники». Не по­ дают руки. Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно. Статья искренняя, но нельзя «простить...» 28 января: «Двенадцать»... 29 января: «Страшный шум, возрастаю­ щий во мне и вокруг». Это, на первый взгляд странное, призна­ ние— «шум, возрастающий во мне»,— сле­ дующее сразу за сообщением об окончании поэмы, становится понятным, когда прочи­ таешь следующую фразу записи: «Этот шум слышал Гоголь...» Как видно, речь идет о том состояний, которое пережил Гоголь, заканчивая «Мертвые души». Признание примечательное, говорящее о том, как оце. Нивал поэму сам Блок. Последняя строка записи лишь подчеркивает эту мысль. Эта строка звучит так: «Сегодня я— гений...» Поэм,а дышит пафосом борьбы и победы, каждая строфа ее овеяна духом револю­ ционной романтики. В свободной поступи стиха слышна музыка Революции. Это ощущение свободы, простора и вих­ ревого движения в поэме в значительной' мере достигается благодаря свободному стиху и подвижному, свободно меняюще­ муся ритму, унаследованному поэтом у ав­ тора «Кому на Руси жить хорошо» и соединившему их с лексикой революцион­ ного лозунга и приемами «фабричной» Поэзии, с ее частушкой и присвистом, впле­ тающимся в посвист снежного бурана, бури революции. Того самого бурана, в снеж­ ных столбах которого, кстати сказать, ви­ дится поэту призрак того Исуса Христа («Впереди —Исус Христос»), который не раз приводил потом в замешательство не­ которых архиреволюционно мыслящих тол­ кователей поэмы. А между тем причин для такого замешательства не было и нет: Христос в данном случае— отнюдь не дань религии и богу, но всего лишь—символ, условный знак той высшей Правды, Исти­ ны, за которую пошел на революцию народ. Другое дело, что для обозначения этой революционной истины, возможно, более пригодными оказались бы какие-то Другие Символы. Но их тогда не оказалось в рас­ поряжении поэта, о чем, как нам известно, й сам ониногда сожалел. Свидетельством Гому служит хотя бы запись в его дневнике от 10 марта: «...Я иногда сам глубоко не­ навижу женственный Призрак...» Поэт, не оглядываясь на потери, понесен­ ные ИМ В пути К цели всей его жизни, и не жалея усилий, которых ' стоил ему этот путь, пришел, пробился, продрался к ре­ волюции. Почти полтора года спустя после октября 1917 года и спустя некоторое время после написания «Двенадцати», оглядываясь на свою долгую и трудную дорогу, он прихо­ дит к выводу: «Путь среди революций; верный путь...» А между тем революция, невзирая на то, что поэт всеми силами души стремился к ней и приветствовал ее, обходилась с ним не очень и ласково. В октябре 1918 года пытаются реквизировать его петроградскую библиотеку, которую спасло заступничество А. В. Луначарского’. В феврале 1919 года он двое суток находится под арестом нр Гороховой, как видно, попав туда по лож­ ному доносу или необоснованному подозре. нию. Летом того же года реквизируют часть его квартиры, которая осенью того же гоДа возвращается ему. В эти же дни вместе с усадьбой он теряет свою шахматовСкую библиотеку. И нигде— не только, в стихах или стать, ях, но даже в дневнике— ни слова упрека и осуждения. А ведь временами было не­ человечески больно, о чем свидетельствуют хотя бы те две записи, которые сделаны были летом 1919 года и в начале 1921 года, В первой из них, Когда поэт, видимо, осо­ бенно устал от недоверия к нему, сказано: «Руки на себя наложить...» Во второй, сделанной полутора годами позднее, записа. но: «В маленьком пакете, спасенном Андре, ем из шахматовского дома и привезенном осенью: листки Любиных тетрадей.... Листки из записных книжек, куски погибших ру­ кописей моих... кое-какие черновики сти­ хов...» Констатация совершившегося — и только! Совершившегося и не могущего, по убеж­ дению самого поэта, не совершиться, когда над землей проносятся клубящиеся вихри революционной бури. «Горе тем,— пишет он в это время,— кто Думает найти в револю­ ции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были. Революция, как грозовой вихрь, как снеж­ ный буран, всегда несет новое и неожидан­ ное». Именно к этому грозовому вихрю, несу­ щему освобождение народу и его искус- ству, и устремляется поэт, не только не ду­ мая о том, какие личные потери несет ему этот вихрь, но постоянно считая виноватым себя перед народом, виноватым хотя бы виною своих предков. Не случайно ведь в статье «Интеллигенция и революция» он пишет, обращаясь к тем слоям интеллиген­ ции, которые еще не осознали своего долга перед революционным народом: «Но ведь за прошлое отвечаем мы?.. Или на нас не лежат грехи отЦОв?..» Блок был не только1начисто лишен чув­ ства эгоизма в любых его проявлениях, но являлся больной совестью русской интел­ лигенции. Эта совесть требовала от него, как ему представлялось, искупления веко­ вой вины своего класса. Пути к этому ис­ куплению поэт видел в одном—в служении революции. Вместе с тем служение революции, в по­ нимании поэта, не только искупало его ви­ ну перед народом, но и открывало перед ним самим, иятеллигенгом-художником, неведомые до этого возможности для про­ явления своего духа, своей личности. В том же году, когда была написана статья «Интеллигенция и революция», появ­ ляется еще одна статья Блока —«Исповедь . язычника», где есть такие примечательные слова: «Одно из благодеяний революции заключается в том, что она пробуждает к жизни всего человека, если он идет к ней навстречу, она напрягает все его силы и открывает те пропасти сознания, которые были крепко закрыты». Безоглядно идя навстречу «грозовому вихрю» и «снежному бурану» революции, он, однако, не принимает мусора, поднима­ емого этим вихрем, за звездную пыль ре­ волюции. Когда футуристы, обуреваемые левацкими завихрениями, предложили «сбросить» Пушкина С парохода современ­ ности, Блок первым выступил с трезвым 155