Сибирские огни, 1986, № 8
— Вы верите, что можно влюбиться в землю, ну, как...—Он машет рукой, не находя слов. — Конечно, надо подмогнуть этой любви... Бывало, прибежит какой из моих ребятишек ко мне в поле, а я его на комбайн да за штурвал. То-то радости! А пшеничка — зер но к зерну, хоть глядись в нее, как в зер кало. Остановимся, ляжем на копну пере- ■ дохнуть, а солома — золото. Чуешь, говорю, чем соломка пахнет? «Чую. Караваем, кото рый мамка только из печки вытащила». А кругом под ветром пшеница волнуется, вы сокая да густая —шапкой не пробьешь. Вот, говорю, станешь большим —сам такую выращивать будешь. А детская душа — что поле распаханное: какое зерно ни кинь, доб рое, худое ли — всякое взойдет. — Это уж так,— поддакивает мужу Кате рина Григорьевна.— Это уже всей нашей жизнью проверено... * * * Любовь к земле, к своей профессии... С этими высокими понятиями мне приходилось сталкиваться не раз, пока я жил в колхозе «Верный путь». Рассказали мне и о «местном Маресьеве» Владимире Чумакине. Владимира Василье вича дома не оказалось: лежал в больнице в соседнем селе Новоселье. Поехал к нему, добился встречи. Ко мне в больничный ко ридорчик вышел мужик богатырского те лосложения. В коридорчике сразу стало тесно. — Заморили тебя тут, вижу, голодом! — пошутил я. — Приходится лежать,— ответствовал Владимир,— здоров, как бык, а вот...—Он кивнул на деревяшку вместо правой ноги.— Как перетружу, так начинает гноиться, ока янная... Случилась с ним в общем-то обыкновенная для нашего поколения история. Во время войны мальчишкой пошел в колхоз, наравне со взрослыми тянул мужскую работу. Од нажды (было ему всего одиннадцать лет) косил на быках сено. День был жаркий, до веденные до крайности зноем, оводами, слепнями, быки понесли. Владимир попал под сенокосилку. Правую ногу отхватило чуть не до колена, на левой отрезало пятку. Вот и калека на всю жизнь. Прощай единственная мечта— стать трактористом! Родители, друзья утешали: мало ли «сидя чих» профессий? Да вон хоть бы на бухгал тера выучиться — работа чистая, почетная, колхоз поможет, на свои средства учиться пошлет. Не нравится? Библиотекарем мож но или в клубе баянистом,— всему научишь ся при нужде. На худой конец —плотником, шорником, сторожем... «Нет! Только трактористом!» На комиссии Владимиру, конечно, отказа ли: не встречали, говорят врачи, подобного в своей практике. «Ничо-о! Не встречали, так встретите!» И началась жизнь веселая! Подтягиваясь на руках, научился влазить на высоченный мостик комбайна (тогда были «Сталинцы»), Мужики-механиЗаторы, видя такое страст ное желание и такое упорство, помогли мальчишке, научили управлять «степным кораблем». Мог уже и самостоятельно рабо тать, но ведь кроме медицинской комиссии есть еще колхозное начальство, которому 118 не очень-то хотелось брать на себя такую ответственность: а вдруг случится с инва лидом что? С полка сорвется, под шестерню попадет? Но все-таки на свой страх и риск разрешили сезон поработать самостоятельно. А когда стали «подбивать бабки», Влади мир Чумакин, оказалось, занял второе мес то по всей зоне МТС! Инвалид-мальчишка «заткнул за пояс» опытнейших механизато ров. И никто не знает, какой ценою ему это досталось! Ночки темные не расскажут, как корчился от боли, кусал подушку, чтобы криком не закричать, этот спокойный на вид, улыбчивый богатырь, когда словно раска ленным железом жгло натруженные культи. Так утверждал он среди товарищей свою физическую полноценность, свое профессио нальное равенство. Постепенно освоил и трактор, и другие сельхозмашины, стал ме ханизатором широкого профиля, и вот уже тридцать лет пашет землю, сеет и убирает хлеб. Имя знатного механизатора Владими ра Чумакина известно не только в колхозе, но и во всем районе. — Что такое счастье? Это — если труд те бе по душе,— говорит Владимир.—Не верю тем, кто говорит, что не всякий найдет рабо ту, которая бы радовала, приносила счастье. Это просто сопливые нытики или несусвет ные лодыри. — Ну, а как с медицинскими комиссия ми? — задаю вопрос. — А так же! — безнадежно машет рукой Владимир.—Запрещают работать механиза тором, стращают, говорят, что будет хуже. С медициной у меня скандалы настоящие. Ничо-о! Живы будем — не помрем! Председатель колхоза Францев рассказы вал мне, что комбайн Чумакина на полосе можно узнать издали. Владимир снимает с комбайна кабину, в любую погоду работает «под открытым небом», так как нога с про тезом в кабине не помещается. А еще можно узнать его комбайн «по почерку»: идет — будто плывет —ровно, без дерганья, с мощ ной неукротимостью. Замечание Николая Ивановича подтверди ло мои давние наблюдения: по тому, как во дит человек машину, можно определить ха рактер водителя. — На зависть упорный ты человек! Такие всего добиваются,— говорю я, любуясь мо гучей фигурою Чумакина. — Я — что... Сын мой, Володька, еще нас тырнее. Тот такой: шести не было, пошел в школу. Мороз, падера, света белого не ви дать^-встает чуть свет и собирается. Ниче го не могли поделать! В школе тоже — сна чала выгоняли, рано, мол, потом, видят, ни чего нельзя поделать — записали, посадили за парту. В шестнадцать лет окончил деся тилетку и пошел работать механизатором. Большая у него к технике любовь, все с же лезками возился, изобретать любил. За два года, пока не забрали в армию, освоил все машины, сдал на права шофера, работал на «Кировце», а это о-го-го! Сейчас пишет из армии: ты, папка, железки мои не выбрасы вай, вернусь скоро — опять механизатором пойду. Есть, пишет, всякие у меня задумки... А я слушал Владимира Чумакина и ду мал про себя: дай-то бог, чтобы состоялась еще одна судьба, чтобы стал хозяином и продолжателем отцовского поля еще ОДИ6
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2