Сибирские огни, 1986, № 8

пилось столько пыли, что буксуют колеса. Эта тонкая белесая пыль повсюду: на при­ дорожных пожухлых травах, на одежде, у нас на зубах. — Эх, дождя бы...— время от времени вздыхает Николай Иванович. Он сам за рулем: «Люблю дорогиі Да и механизаторов от дела отрывать — каждый сейчас на вес золота». Водитель он класс­ ный, уверенно лежат на баранке большие, раздавленные работой ладони. Ездим по выпасам, останавливаемся око­ ло механизаторов в поле (в колхозе начали косить донник, другие сеяные травы). Встречаемся с животноводами, тракториста­ ми, комбайнерами — с десятками людей. И к каждому у Николая Ивановича есть дело, и, в свою очередь, у каждого к пред­ седателю — свои вопросы, советы, предло­ жения. В деревне Федосьевке только завидели председательский желтый «уазик», как сбе­ жались все — от мала до велика. Она и деревня-то — всего несколько дворов — из так называемых «неперспективных». И вот здесь, прямо около председательской маши­ ны началось незапланированное «производ­ ственное совещание». Николай Иванович рассказал о делах в колхозе. Доярки и скотники поведали председателю о своих нуждах. Причем, тут же, вперемешку, ре­ шались вопросы не только производствен­ ные, но и сугубо личные. — Мне бы, Николай Иванович, горбыля выписать,— обращается высокая костлявая старуха.— Сруб в моем колодце совсем про­ гнил, того и гляди завалится... А в колодце, почитай, вся деревня зимой пасется, когда водопровод перемерзнет. — Знаю. Присылай в контору дочку — выпишем бесплатно, как на общественные нужды. — А с поросятами-то ты нас обманул, Николай Иванович! — зашумели доярки сразу в несколько голосов.— Обещал: пере­ довикам — в первую очередь... — Тэ-эк! — председатель этаким фертом подбочился, даже ногою притопнул.— Об­ манул, говорите? А кто вам в феврале по­ росят предлагал? Хотя бы вот самолично тебе, Головач Галина Даниловна? Или те­ бе, Баранова Анастасия Николаевна? Было такое дело? — Ох, было, Николай Иванович,— поту­ пившись, вздыхают женщины.— Да как же ты, язви тя в душу, помнишь-то все? И го­ лова, гляди-кось, вроде как у нормальных людей... Слушая эту перепалку, я вспомнил, что ни разу не видел у Францева записной книжки. Десятки, сотни вопросов, больших и малых дел, цифры гектаров, центнеров, надоев, привесов — все председатель дер­ жал в голове. Позже я полюбопытствовал, как ему это удается. — Привычка,— улыбнулся Николай Ива­ нович.— Зачем она мне, записная книжка, если я каждодневно живу всеми этими за­ ботами? У любой деревенской женщины спросите: она записывает свои дневные дела? А ведь у нее дел не меньше, чем у меня, это только кажутся они в нашем представлении незначительными, незаметны­ ми: подоить и выгнать корову, накормить поросенка, кур, сготовить завтрак, полить огурцы, прополоть морковку... Не только 114 сделать, а и перечислить эти мелкие дела часа не хватит. После того как на этом стихийном собра­ нии были утрясены с федосьевскими жите­ лями все вопросы, Николай Иванович объ­ явил: — А сейчас перед вами выступит при­ ехавший к нам из Новосибирска.... У меня по спине пошли мурашки: это объявлялось мое шестое за сегодняшний день выступление. Такая бешеная гонкъ ме­ ня измотала, такими темпами я (не при­ выкший и не очень любящий выступать пе­ ред читателями) никогда не работал. Но Францев буквально с первого дня возложил на меня непосильную ношу. Я попытался ему объяснить, что цели моего приезда в колхоз совершенно иные, чисто журналист­ ские, что у меня мало времени и что не сле­ довало бы отвлекать меня на побочные де­ ла. Николай Иванович кивал крутолобой своей, упрямой головой, будто бы во всем соглашался, но после очередной встречи где-нибудь на ферме или в ремонтных мас­ терских неизменно вставал и объявлял: — А сейчас ..еред вами выступит... И я выступал, а после возмущался и злился на председателя. — Не сердитесь, — успокаивал он, — не забывайте, что я — бывший политработник, комиссар. Поставьте себя на мое место: как же можно упустить такой редкостный слу­ чай, когда в первый раз за все время при­ ехал в колхоз живой писатель, и чтобы не показать его людям?! Да я бы себе этого век не простил!.. Обижаться на Николая Ивановича беспо­ лезно. В наших поездках он заставлял меня работать везде, где можно было собрать хотя бы три-четыре человека. — Вот вы говорите — бывший политра­ ботник. А трудно было перековываться в хозяйственника? — допытывался я. — Другой бы, может, сказал так: а тут и перековываться не надо. Все равно, мол, работа с людьми. Не-ет, не так все просто. Надо было преодолеть какой-то психологи­ ческий барьер, что ли... Секретарь партко­ ма — это полная демократия в работе с людьми. Председатель же колхоза на одной демократии не потянет, кое-где надо и власть употреблять. Вот это-то и было для меня самым трудным: употреблять власть, прижимать, наказывать. Тем более, порядок и дисциплина в колхозе до меня как раз на этом и держались. Обо мне до сих пор не­ которые колхозники говорят: работяга, мол, председатель, да мягковат... Не раз слышал и я такое. Одного меха­ низатора откровенно спросил: разве это плохо, когда с тобою по душам, а не кула­ ком по столу? «Да вроде и неплохо,— за­ мялся пожилой мужчина,— а когда началь­ ства боишься — оно как-то привычнее». Вот какой психологический барьер в от­ ношении с людьми до сих пор приходится ломать председателю Францеву. Такой труд никакими мерками не измерить, но кажется мне, что это, может быть, самая большая заслуга любого руководителя: научить ра­ ботать людей не из боязни, а по душе. Что­ бы без порицаний, выговоров, штрафов, а свободно и радостно, по сердечной потребно­ сти. Другими словами — как при комму­ низме. — Народ, он в массе своей всегда муд­ рый и правый, — рассуждает Николай Ива-