Сибирские огни, 1986, № 8
сигналов его не было слышно, Иван шагнул ближе к дороге, повернул голову, чтобы разглядеть — кто же это прощается с холостой жиз нью? —и словно врезался в каменную стену. Из-под белой, пышной фаты на него с испугом глянули Любавины глаза. За первым «Жигуленком» неслись еще три машины, такие же пестрые и громогласные, набитые веселым, приготовившимся к гульбе народом. Пролетели, прогудели, осталась одна пыль. Она долго и не слышно оседала —день стоял ласковый, без ветфа. Как человек после неожиданного удара долго не может прийти в себя, превозмогая боль и шум в голове, так и Иван, стоял посреди деревенской улицы, совершенно оглушенный и ничего перед собой не видел. Дома, улица, зеленая трава на ее обочинах, серая опускающая ся пыль — все исчезло, утонуло в горячем тумане. Ноги не держали. Иван осторожно поставил на землю чемоданчик и присел на него. «Свадьба... У Любавы свадьба». Тупо, вполголоса повторял он одно и то же. Ему было дико слышать эти слова и свой собственный голос. Встряхнул головой и снова увидел дома, улицу, зеленую траву на обочине. Ничего не изменилось в округе, все осталось прежним, мир не рухнул и не про валился в тартарары. И только Иван в этом мире был уже совершенно иным, чем несколько минут назад, хотя и одежда на нем осталась та же, и сапоги с неуставными каблуками, и лихо сдвинутый на самую макушку черный берет. За спиной завыл мотор. Иван оглянулся. Прямо на него летел разукрашенный яркими лентами «Жигуленок», но уже без пассажиров. С писком припав на передние колеса, машина затормозила рядом с Иваном, обдала жаром нагретого мотора. Из кабины, словно его оттуда выкинули, выскочил Ленька Огурцов, попросту Огурец, зака дычный дружок и большой баламут. — Ваньша! — Он подпрыгнул, маленький, сухонький, и, как клещ, вцепился в высокого, коренастого Ивана.— Здорово! Здорово, служи вый! Друг сердешный! Давай садись! Быстрей, быстрей, не телись! Поехали! — К Любаве на свадьбу? — Да ну ее к... всю свадьбу. Упросили вот гостей до сельсовета довести. Пролетел, тебя не заметил. Потом уж, бабка Нюра, Иван, говорит, пришел. Я на сто восемьдесят, и сюда. — А гостей куда дел? Глядя на верткого, напористого, ничуть не изменившегося Огурца, Иван начинал приходить в себя и даже попытался улыбнуться. — Гостей-то? Я как своей коробочке ввалил чаду — под сотню, у баб глаза — во! — по чайнику, тормози, визжат, мы пешком до сельсовета. А мне того и надо. Ты чо торчишь, как кол проглотил? Залезай! Ну, выскочила, лахудра. Чо теперь, обмараться и не жить? Не ты первый. Вечная история, печали полная. Поехали! — Я домой. — Твоих дома нет. В раймаг за мотоциклом тебе собрались. Дядь Яша еще говорил, что завтра утром приедут. Да залезай ты! Багаж не забудь. Огурец затолкал Ивана в кабину, немыслимо круто развернул машину на маленьком пятачке, и через несколько минут деревня уже осталась позади, а под колеса мягко стлалась накатанная, поЛевая дорога. Огурец старался изо всех сил — только бы развеселить Ивана. Привез его на берег реки, в укромное место, вытащил из кабины забытую гостями кошелку, заглянул в нее, заорал: — Ваньша, живем! Бабы закуску и выпивку со страху бросили! — Ты же за рулем. — А кто сказал, что я за рулем? Как видишь, из-за руля вышел. Да ты не убивайся, давай за встречу. Я сам две недели назад вернулся. Вишь, еще штаны армейские донашиваю. Они просидели на берегу до позднего вечера. Как ни юлил Огурец, какие байки ни травил, как ни уводил разговор в сторону, ему все равно пришлось рассказывать о Любаве. Больше, чем сама свадьба, Ивана по- 9
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2