Сибирские огни, 1986, № 8

Скоты! Посиделки устроили! Я покажу вам кузькину мать...' Прошел урядник мимо Моргуна в дальний угол. Подсвечивая себе, оглядел оба колеса. Осмотрел, хорошо ли смазаны подшипники. И, пригрозив под конец: «Смотри у меня, слепошарый мерин!»,— вышел из кожуха, оставив дверь раскрытой настежь. И довольный Моргун подумал: «Теперь Петрован до самого утра не посмеет оттуда слезти, хоть бы и заледенел в сосульку». За стеной перестали бухать плющильные станы и печатные стан­ ки. Ровно в полночь на монетном дворе всегда делали перерыв на чет­ верть часа. Ели. А уж потом до самого конца смены, до пяти часов утра, мантулили без роздыху. Г Л А В А V II В ПЛЮЩИЛЬНЕ Урядник обошел весь монетный двор, только делая вид, что вни­ кает в работу. Но и рожу никому побить не посмел. А в плющильню и вовсе заходить не стал. Но каверзу все-таки подстроил — забрал у отделенного караульщика ключи, от плющильни. Хоть так напосле­ док насолить почетному Игнахе. Помнил, что командует над бергалом последний раз: майор Соколовский переводил того в другую смену. Кончился перерыв, подручные взялись за меха. Горновые начали подбрасывать уголек. А Игнаха и второй плющилыцик, стоявший за старшего у другой расковочной печи, принялись устанавливать новые вырубные чеканы, на монету другого достоинства. Едва медные полосы подоспели до нужного накала, тут и пошла работа. Только поспевай подавать — подсовывать заготовки. У плющильных станов свой рабо­ чий норов, своя машинная скорость. Запустил его бергал, а уж потом машина командует им,—бух да бух! Не зевай, поворачивайся! Не то вхолостую бить начнет —чеканы портить. А за такую работу началь­ ство не пожалует. Лепятся на раскаленной полосе монетные кружки тесными ряд­ ками, будто пуговицы. Тут Игнаха носом начал крутить — вроде к че­ му-то принюхивается. Только что тут, в плющильне, можно учуять, кроме медной гари да угольного чаду, смешанных с вонью отхожей кадушки... Отвлекся на мгновенье и пропустил несколько холостых ударов. — Язви тебя, ехетство с мошенством! Горновой испуганно глянул на плющилыцика. Но Игнатий мотнул головой, мол, ты тут, парень, ни при чем... И вдруг Игнатию вспомнился Моргун, который облачался во все ненадеванное — смертное... Вспомнил это Игнаха и разом взмок. Он никак не мог попасть раскаленной медной полосой на чекан. И стан начал битъ вхолостую, как попало: по полосе, мимо, опять по полосе, опять мимо. Совладев с собой, Игнаха встряхнул мокрой плешивой головой, крикнул горновому: — Стёпка! Смени-ка меня, ехетство! Встал Игнаха к горну и начал подкидывать в бушующий огонь уголек, ворочать медные полосы... — Братцы! Где-то чехлетью воняет! — крикнул кто-то робко. Игнаха спрятал лицо в огненном свете горна: — Собирай более, балабон! — Истинный бог, Митрофаныч! Чехледью вонят! Игнатий оглядел плющильню: — Може, и воняет. Только, ехетство, мы не караульщики. Наше дело робить! — И снова принялся ворочать раскаленные полосы и, не отрываясь от горна, прикрикнул: —А ну, братцы, запевай! Кто-то послушно взял высоким голосом: Живет моя красотка В высоком терему... 105