Сибирские огни, 1986, № 7

ли. Хотел как-нибудь незаметно. В кругу семьи, друзей...— Осип вздыхал и кокетливо опускал ресницы. А комиссия те же карточки рассылала по городам и весям: «Не сочтите за труд поздравить»; по школам, институтам, библиотекам, Дворцам пионеров и пожарным командам, по театрам и в цирк: «Пришлите делегацию в красных галстуках с горнами и барабанами», «Отправьте пожарных в робах и касках», «Приготовьте «капустник» с песнями и танцами»... Не забудьте: он был пионером; для вас он писал; у вас выступал; вся эстрада шутит его шутками; театр живет его заботами; оставил неизгладимый след текстами к плакатам Госстраха: «Пока ты пьесу тут смотрел, твой дом давным-давно сгорел...» Стучали пишущие машинки и телетайпы, звонили телефоны, бегали почтальоны и разносчики телеграмм. Козюрок готовил очередное зрелище. И вот теперь, когда юбилейная машина была запущена и Осипу казалось, что весь мир живет мыслями о нем, настала пора вспомнить и о втором действии всякого юбилея — обильных столах. В сиянии солнечного дня, распахнув пальто и едва касаясь подошвами асфальта, отправился Нетупский на переговоры в управление треста ресторанов и кафе. Он вошел в него, как входят в сберкассу проверять лотерейные билеты, полный надежд, но и сомнений, что они сбудутся. Надежды Нетупского заключались в том, что ресторан, в котором разыграется второе действие, будет самым престижным, а сомнения касались тех прорех, которые оставит эта престижность в его бюджете. Нетупский жаждал первого, с робостью думал о втором и не знал, как они совместятся. В приемной он молча раскланялся с секретаршей и так же молча показал на обитую кожей дверь с табличкой: «Начальник управления С . П . Лаперуз». Как на клетках в зверинце: «Царь зверей Лев африканский», «Мартышки». Однако ожидание увидеть за дверью полинявшего на продовольственных заботах, но все еще грозного льва общепита, не оправдалось. — Софья Павловна у себя,— сказала секретарша и, стукнув по дыроколу, высыпала на стол пригоршню разноцветных конфетти.— Входите. Нетупский благоговел перед женщинами. Перед женщинами в кабинетах, перед женщинами в креслах, перед женщинами, у которых были приемные и секретарши. Им он готов был носить цветы, посвящать стихи и целовать руки. Душа его трепетала, когда он ступал в кабинет, где на окнах были тяжелые шторы, в стороне от письменного стоял стол дЛя заседаний,' а в углу, как параграф, высился железный шкаф — хранитель секретов, знать которые Нетупскому было не дано. Он шагнул в кабинет с наиболее обворожительной своей улыбкой, и она стала просто неотразимой, когда он увидел ту, что была за столом,— мимолетное виденье, явившееся некоторое время назад в плохо освещенном коридоре редакции перед дверями Николиного кабинета. Софья Павловна, Софа,— нежно шептала душа Нетупского, пока он здоровался, шел через кабинет и по мановению бледной руки садился возле стола. — Хочу представиться,— сказал Осип и приподнялся в кресле, которого едва успел коснуться.— Осип Нетупский,— и сразу по выжидательному и спокойному лицу прекрасной дамы понял, что она не значилась в кругу тех, кто его читал, видел или хотя бы слышал когда-нибудь. И тогда он сказал: — Если позволите,— и легким движением неизвестно откуда извлек худенькую книжечку в пестрой обложке с интригующим названием — «Успех» и подзаголовком: «Эссе о театре». Так же ловко и будто из ничего появилась у него в руках авторучка, и вот уже Софья Павловна зарделась, читая автограф, длинные черные ресницы ее дрогнули и губы сказали: «Спасибо». — Но это не все! — пылко воскликнул Нетупский, и мгновение 89