Сибирские огни, 1986, № 7

нах. Не могли не читать, не слышать и не видеть, иначе зачем же было так мотаться из редакции в редакцию и со студии на студию. От этих ощущений настроение Осипа волшебно изменилось. Уже и не вспомнив древнего изречения, а лишь свято веря в свою звезду, отправился Нетупский дальше, напевая: Вышел заяц на крыльцо... Ноги легко несли его по весенним улицам, а мысли весело бежали под аккомпанемент птичьего щебета в голых ветках. Виделся ему зал театра в сиянии электричества, хрусталя и улыбок, как было это некогда на юбилее народной артистки Анны Федоровны Березиной. Груды цветов громоздились на авансцене и вокруг журнального столика, за которым было его место. Лепестки роз осыпали ему плечи... Черт знает, чего не придет в голову. Нетупский отогнал наваждение, но сердце его еще продолжало радостно биться, когда он открывал дверь и поднимался по истертым ступеням той же лестницы, что и много лет назад. Двое репортеров у пыльного витража на площадке, покуривая, раскланялись с ним, и он, узнав их в лицо, не мог вспомнить имен, потому что это были совсем молодые ребята. В «предбаннике», хотя уже никто и не помнил, почему он так назывался, но имя это за ним осталось, Нетупский потоптался, раздумывая, куда повернуть: направо, к Талызину, или налево — к Николе. И в это время дверь слева отворилась, из нее, раскачивая подолом бежевого пальто и пряча руки в изящную муфточку, выпорхнула круглолицая дама в норковой шляпке, и вопрос, мучивший Нетуп- ского, решился сам собой. Осип посмотрел вслед даме, обескураженный тем, что она как бы и не заметила его даже, гордо проходя мимо, и отворил дверь, которая ее только что выпустила. — Привет начальству,— снисходительно сказал он, протягивая Николе белую руку,— Что за фея выпорхнула от тебя? — О-о,— сказал Николя и пошевелил тараканьими усиками. Он вышел из-за стола, за которым работал некогда старик Литохин, весь такой тоненький, изящный, в синих с белой полоской узеньких брючках, сером мохнатом пуловере и красном галстуке. Совсем такой же, как пять и десять, и пятнадцать лет назад. Даже обувь была все та же — тупоносые аглицкие ботинки на толстой подошве и вроде даже с подковками. Поблескивая очочками, прошелся Николя по кабинету и, обходя с тыла Осипово кресло, снова сказал: — О-о! Очаровательная дама. Осип вопросительно посмотрел на Николю. — Ничего больше сказать не могу, не знаю,— развел Николя руками.— Дело у нее было пустяковое, да. и не ко мне вовсе. Ей отдел объявлений нужен был. — А-а,— сказал Осип и будто утратил весь интерес к предмету разговора.— Тогда скажи, какие новости в конторе? — Юбилей, юбилей,— сказал Николя, усаживаясь на краешек стола. Осип смущенно закраснелся. — Чей юбилей, скажи на милость? — Да полно дурака валять,— сказал Николя в несвойственной ему манере.— Ну да, ну да,— заторопился Осип.— И что, разговоры, комиссия творческих союзов?.. Николя плечиками дернул. — Ну да,— снова сказал Нетупский, а сам подумал, что Николя странным образом знал все, что его, Осипа, касалось. Еще в те времена, когда и сам Осип сидел в одном из этих кабинетов. И не один ли Николя 83