Сибирские огни, 1986, № 7

— Дело обычное. Сегодня в институт собрался, а вот до обеда прокрутился, теперь, вроде, и ехать поздно. Осип присел, а у самого мысль мелькнула, что лучше бы состоялся тот разговор, за которым пришел сюда, где-нибудь в конторе, в клубе, в любом другом месте, только не дома да еще за обеденным столом. Он и хотел сразу договориться об этом с Корнеевым, да радушие, с которым был встречен, как бы почву для такой договоренности из-под ног выбило: не поймет, обидится, за чинушу сочтет. Стыдно. Осип сидел, проклиная свою мягкость, нерешительность, и терзался тем, что и у механизаторов на машинном дворе, куда заехал в ^поисках Корнеева, суетился, озирался и боялся встретиться с Иваном Савельевичем: обниматься кинется, благодарности говорить, в дом зазывать. А ему как быть, если и анонимщик этот тут же где-нибудь? Оттого и бежал с машинного двора, как черт от ладана. И вдруг подумалось: а вот Гладышев не бежал бы, не страдал и не маялся, а вел себя по-другому. Как? — Осип не знал, но догадывался, что по-другому, естественно как-то, без расчетов и прикидок. От мысли этой стало ему на себя досадно и к Гладышеву неприязненно. * Мать Корнеева между тем зазвала и «летчика» на обед. Сидели они теперь втроем, а она у печи хлопотала и метала на стол все, что в доме нашлось: и щи, и яичницу, и грибы соленые, и сало... И все норовила подложить да подлить им и сокрушалась при этом: — Спесивые гости, не едят ничо. Или не нравится...— А сама за стол не садилась: — Некогда мне, потом,— худенькая, с темным иконописным лицом и большими глазами. — Вот такая история,— сказал Осип, заканчивая свой рассказ о фельетоне И анонимке. — Очень интересно,— Корнеев держал письмо обеими руками близко к глазам, так, что из-за бумаги был виден лишь верх лица — брови, высокий лоб и лихой чуб в тугих кольцах.— А писал из наших кто-то. Защитник. Он отдал Нетупскому письмо и склонился над тарелкой. — Дело-то вот какое. Газик у нас. Не новый, но хороший газик. И все он ходил нормально. А тут стал. Может такое быть? Может. Сломалось что-то, износилось. Мало ли что. Но в том-то и дело...— Корнеев отодвинул тарелку и потянулся за яичницей.— Мамка, ты гостю положи. Нетупский заспорил было, но так неуверенно, что никто его и слушать не стал. — Так вот,— продолжал Корнеев.— Полез его наш механик смотреть. И что же? Не износилось, не сломалось. Стоит всякое старье — кулаки, манжеты, диски. Но главное — динамо. А Фетисов дело свое знает и газон этот он починял не раз. И уж что-что, а динамо он сразу видит — не то. Вот он и говорит шоферу: как же это у тебя получается, подлая твоя морда? Прошу извинить, конечно. А тот в крик: все изнашивается, всему свой срок. Да как же изнашивается, когда я два месяца назад газону профилактику делал? Шофер и заткнулся... И в это самое время Зёсе- кин наш на своем М-72 выруливает. Нет чтобы «Волгу» купить, так он старую развалюху приобрел. Дешевле, конечно, да к тому же хоть и вчерашний день, но на ней по нашим дорогам хоть на охоту, хоть за ягодой. Где «Волга» станет — она пройдет. — Купить-то он ее купил, а на ход поставить не мог,— продолжал Корнеев,— детали и для нее и для газика проблема. Так она у него и стояла. А тут выезжает. — Так что же он, дурак, что ли? — удивился Осип.— Напакостил, так переждать должен был. — В том-то и дело,— Корнеев принялся разливать чай.— С одной стороны, если напакостил, переждать должен. А если не напакостил? Дурак или не виноват? — Так ведь Фетисов посмотреть мог. — Посмотрел. Со скандалом, конечно. — И что же? 77