Сибирские огни, 1986, № 7

локтем полноту ее обнаженной руки, а когда склонялся, то улавливал и сладкий запах дорогих духов. — Я тот, кого никто не любит,— жаловался Осип, припоминая, что об эту самую минуту Талызин веселится у Левки Гузенина. — И кокетка еще,— добавила блондинка и хлопнула Осипа пальчиками. И что за физиономия у нее,— думал Осип.— Будто свежая пышка. Только что с противня. Вся такая сдобная и румяная. Улучив минуту, Осип снова перегнулся за спинами соседей к Мишке Коложанину и потянул его за рукав. — Что за соседка у меня? — спросил тихо, без малого одними губами.Мишка глаза округлил и на мгновение вознес^ их к люстре, а на лице изобразил не то благоговение, не то суеверный ужас. — Завзятая театралка. На всех премьерах торчит. Прокурор, между прочим. Осип уже и отвернулся было, ошалело переваривая услышанное, как Мишка снова заставил его обернуться. — Лия Викторовна. Раз-ве-денная,— сказал по слогам, будто популярную фамилию произнес, и подмигнул с каким-то тайным смыслом. Дурак,— сказал себе Осип.— При чем здесь разведенная? — Но тотчас отметил, что и улыбка у соседки обаятельная, и глаза красивые, хоть и маленькие. В чем та прелесть, он и ответить бы не смог. Красивые и все тут. Веселые. — А в обществе секретничать неприлично,—кокетливо сказала Лия Викторовна, складывая бантиком красные губы.— Спросили бы — я сама сказала,— и повела пышным плечом. — А х ,— вздохнул Осип и полез в карман за платком, чтобы спрятать смущение. А вокруг смеялись, разговаривали — и через стол и по- соседски,— и никто уже на Осипа внимания не обращал. — Между прочим, вы плохо ухаживаете за мной,— сказала «прокурорша», как окрестил ее Осип, и весело засмеялась, глядя на Осипово смущение, вначале натуральное, а теперь уж более наигранное. — Простите, ради бога,— пробормотал Осип и подхватился целовать Лиины пальцы в ярком маникюре. Все плыло вокруг него в праздничном ликующем кружении: лица, огни, блеск хрусталя... Лишь иногда успевал он вставить в чужой разговор одну-две фразы, которые неизменно начинались одним и тем же: — Я сейчас пишу... Или: — А я придумал... Вдохновение перло из Осипа, потрясая воображение Лии Викторовны тайной непостижимостью творческих замыслов и загадочностью того мира, к которому Осип принадлежал. Он бьиг счастлив тем, что вдруг так щедро свалилось на него в этот вечер. Как воздаяние,— полагал Осип,— за талантливую исключительность, которую без тени сомнения он в себе ощущал, болезненно переживая при этом, что другие не хотят ее видеть. А может быть, и видят, но молчат. Завидуют и молчат. А Осипу нужны были и . всеобщее обожание и всеобщий восторг. Один лишь Николя... Но мысль о Николе скользнула да и пропала, вытесненная сегодняшней Осиповой упоенностью собой. — Вы сегодня в ударе,— сказала Лия Викторовна, смеясь очередной шутке Нетупского. Я сегодня в угаре,—тотчас откликнулся Осип, близко глядя на соседку влажными ласковыми глазами.— Н сердце бьется в упоенье...__ И хотя об упоенье он сказал, имея в виду совсем не то, что послышалось Лие Викторовне, она поняла это по-своему и с видом заговорщицы, словно умоляя молчать, положила ладонь ему на рукав... На следующее утро Осип проснулся на хрустящих простынях, 56 под