Сибирские огни, 1986, № 7

Талызин от приглашения отказался, а на слова благодарности только рукой махнул: — Давно надо было, да не от меня зависит... Зато навалились к Левке Глеб Гладышев, Елисеич и вся честная компания вместе с Николей и Лидкой Жеребцовой из машбюро. Принесли с собой колбасы, консервов и вареной картошки, а в подарок кастрюли, чайник и стаканы, без которых в таком случае обойтись было никак нельзя. Левка встречал всех радушно, только рожа у него была невеселой, потому что за час или за полтора до этого перехватил он Танечку в полутемном коридоре у машбюро, взял ее за руку и, заглядывая в склоненное лицо, забормотал о своей удаче и сегодняшнем новоселье. Танечка молчала, а когда Левка спросил ее — придет ли, отрицательно качнула головой и скрылась за дверью. И потому, не потеряв еще окончательно надежды, Левка все-таки пребывал в дурном расположении духа. Уже потом, как отстрелялись пробки, встряхнулся Левка и потешил компанию рассказом о своем столкновении с Мухедзяновым и объяснении с Талызиным. И выходило по этому рассказу, что Талызин давно уже раскусил и зануду Мухедзянова, и все Левкины мучения и потому, мол, так быстро все сладилось. * — Он и Нетупского давно раскусил,— сказал Левка.— Это я вам точно говорю. К Талызину так просто в душу не влезешь. Он его фельетон о барышниках киношными билетами почему зарубил? — Нет, почему зарубил это ясно,— подхватил Женя Горюнов.— Потому что был это никакой не фельетон, а набор восклицательных знаков: ах, какой позор! Как такое может быть?! А вот почему Осип вдруг за фельетон взялся? — Да потому, что ему слава Глеба Гладышева спать не дает,— рявкнул Левка Гузенин, Елисеич сказал: — Хватит тебе, Лева, мучиться. А Лидка Жеребцова чмокнула Левку и пробормотала: — Бедненький, бедненький. Тебе интеллигентности не хватает и ухаживать за женщинами ты не умеешь. — Оставь,— сказал Левка,— Интеллигентность — это не слова, не шляпа и не рубаха с галстуком. Это состояние души. А какое у него это самое состояние? — Да ведь хороший парень,— сказал Гладышев,— Добрый, мягкий. Но Левка только отмахнулся. — Это Женька рассказал ему о спекулянтах билетами на стадионе. Они обедали вместе, и Женька рассказал. Мол, тема мировая и он ее сейчас копает. А Осип что сказал? Да так, — буркнул Женька. — Когда мы в редакцию шли, я, мол, сейчас о киношных барышниках пишу. Они связаны с кассирами. Будет фельетон «Эльдорадо на Кузнецкой». Ай, отмахнулся Елисеич,— мало ли чего в нашей работе не совпадает. А Гладышев только снисходительно посмеивался. Весь этот треп его нимало но занимал, и видел он за ним только «Левкину неприязнь к Осипу, а о самом Нетупском судил по его статьям и очеркам, которые мелькали на страницах газет, да еще по еженедельным встречам на летучке. И поскольку не было такого сборища, где бы Осип не выступал и не было такого его выступления, чтобы не говорилось в нем о доброте совестливости и прочем таком, то и отношение к нему у Глеба было соответствующим. Хотя, если разобраться, не без сомнений Но были те сомнения совсем пустяковыми и принимать их во внимание Глеб не хотел. Даже не сомнения это были, а скорее ощущения от одного-двух случаев, свидетелем которых он оказался. Дело в том, что Осип всем улыбался и всем щедро обещал— и обиженному, ищущему справедливости, и заведомому склочнику, при- 52