Сибирские огни, 1986, № 7

иости з а в о д и л : то ли см еют ся, то л и д е л а иметь не хотят? но длилось это всего мгновение, так что никто Осипова смущения не приметил. — Да хоть к трем чертям,— сказал Осип. Приглашаю. Николя радостно хихикнул при этих словах, а Иосиф Левинсон только вздохнул: — Идите, ребята. У нас в секретариате Елисеич дохнуть не дает. Между прочим, Глеб Михалыч, Нетупского я тебе хочу рекомендовать. Д а , да,— говорил Иосиф Левинсон, топчась на хромой ноге. Я тебе потом скажу, почему я это делаю. Не ухмыляйтесь, Лева. — Д а чего же, я рад,— сказал Гладышев.— Какие еще рекомендации? — Нет-нет.— Иосиф Левинсон поднял длинный палец и выразительно посмотрел на Гладышева сквозь косматые брови.— Так что привет трем собакам,—сказал он на прощанье и захромал в секретариат. — Ну так что же? — сказал Глеб.— За чем дело стало? — и обнял Нетупского за плечи. — А-а,— сказал Левка.— Ладно. Пойдем, Горюня. И они двинулись из «предбанника» на лестницу: впереди Глеб с Осипом Нетупским, за ними Левка с Женей Горюновым, а следом Николя шел, да как-то так шел, будто не знал, то ли идти ему, то ли вернуться. Заведение «У трех собак» располагалось под старыми акациями близ пристани речного трамвайчика. Выкрашенное зеленым и слегка перекошенное временем, оно было снабжено голубой вывеской — «Закусочная», однако в просторечье легких на язык журналистов именовалось с яркой и не лишенной смысла выразительностью: «У трех собак». Слова эти, начертанные по голубому полю то мелом, то грифелем, время от времени возникали и вновь пропадали, смываемые безжалостной рукой. Имя зеленой забегаловки держалось стойко и родилось не безосновательно. Дело в том, что хозяйничали в заведении три толстенные злые бабы, не бабы — божье наказание. Работали они посменно и ничем друг от друга не отличались — ни внешностью, ни нравом. Звал их Тоня, Аня и Марго — три химические блондинки с двойными подбородками, румянцем во всю щеку и крашеными в бантик губами, которые редко улыбались. Любой засидевшийся в разговоры и пререкания с ними вступать опасался — отошьет в два счета под смех посетителей, а то еще и за порог выставит: кто, даже переживший Сталинград, устоит перед такой, если двинется она всей своей мощной оснасткой, тесня и покрикивая. Не бёба — танковый дивизион. Но ходить к «Трем собакам» любили: за открытым на реку окном акация колышется, река ластится и дышит, вдоль берега — кусты, деревья, дорожки. Вечерами — влюбленные на скамейках и речной трамвайчик покрикивает... Благодать. И каждая из трех не такой уж и злой была, если разобраться: не дразни — не залает. Вот сюда-то под вечерними тополями, полными птичьего щебета, среди звона трамваев, уличной суеты и закатных окон и направилась честная компания. Дверь к «Трем собакам» была распахнута, легкую шторку пузырил ветер. В крохотном зале все полдесятка столиков были заняты: речники в черных робах и тельняшках, двое парней со студенческим обличьем да одинокий взъерошенный мужик об одну ногу — вместо второй костыль опирался на спинку стула. Добрый вечер, Маргуля, сказал Глеб? скинул шляпу и поискал глазами вешалку. 44