Сибирские огни, 1986, № 7

только в девятом часу. Измученный, голодный, он был рад месту на ‘тюремных нарах. Мечтал о пустой горячей похлебке, как о райской жизни. Но едва переступил порог, сразу почуял неладное. Унтер-шихтмейстер сидел за столом торжественный, будто на поминках. А из печки торчали розги... — Не виноват, видит бог, не виноват! Вот те святой крест, не виноват! Дозволь, осподин смотритель, пояснение сказать. — Говори, протчий ты человек,— милостиво согласился унтер-шихтмейстер — ведь все, что скажет арестант, значения никакого не имеет: экзекудия-то уже занесена в книгу. Не станет же он при своем-то чине да марать казенные бумаги. Арестант немного осмелел: — Только переехал я через запруду Со вторым коробком уголька, стал подыматься в гору. Гляжу, а навстречу мне идет дьячок. Как есть во всем поповском одеянье. Думаю, примета-то худая. Ну я от беды в переулок и отвернул... Доехал до угольной кучи, набросал,в коробок уголька. А тем временем, сказать, уже смеркаться стало. Ну, я и воз- вертаться начал... — Ну, будет! Ты лучше скажи: какая беда с тобой стряслась? — Заворка лопнула, осподин ундер. Заворка. Оглобля оторвалась. Не дальше, не ближе, а как раз у колдовского места в самом лесу... А не встреться на дороге дьячок, будь он неладен, никакого изъяну и не вышло бы. Это уж так... Речь арестанта была так убедительна и искрения, что не могла не подкупить своей правдивостью. Унтер-шихтмейстер молчал. И Ваньша Бархатов уже думал, что смотритель сейчас отпустит его и разрешит умыться и поужинать. — Скажи-ка, Иван,— обращение смотрителя было непривычно миролюбивым.— Кто должон наблюдать порядок в санях? — Как ты изволил сказать, осподин смотритель? — насторожился арестант. — Кто должон наблюдать порядок в пошевнях и протчих санных снастях?— Известно кто... — Вот-вот, именно, кто? На заводе общий порядок блюдет сам господин управляющий. В исправительной казарме— я. А в санях? Да ты соображай, Иван, соображай и протчее. — И так уже соображаю,— арестант понял, куда клонит смотритель.— Выходит, виноват я? — Молодец, Иван Бархатов! Не досмотрел, вот заворка и лопнула. И вышло опозданье, а по-другому сказать, нарушенье закону. В моем чине дозволено определять двадцать пять розг. Десять — днесь и пятнадцать завтра. Разболакайся и протчее... Арестант, услышав окончательный приговор, понял, что спорить напрасно, обмяк. Мужик сорока пяти лет от роду плакал, как малый ребенок.— Осподин ундер,— слезно причитал Иван Бархатов.— Милостивец ты наш, ты уж сразу меня посеки, однова. Не оставляй на завтра, сделай милость, милостивец, а... Унтер Тихобоев давно учинил важное нововведение в практику экзекуции, которое не было оговорено нигде в писаных законах. Этот новый порядок состоял в том, что телесное наказание приводилось им в исполнение не за один раз, а дробилось на мелкие порции. Ежели, например, пристав определял арестанту 150 розг, то унтер Тихобоев делил эти 150 ударов на пять или на десять порций, смотря по настроению. Однорукий староста уже привязал сыромятными ремнями к лавке ноги арестанта и связывал под лавкой руки. А унтер-шихтмейстер тем временем пробовал розги. Протягивал прутья в ладонях, взмахивал ими, разрезая со свистом воздух. А арестант все упрашивал своего палача: 17