Сибирские огни, 1986, № 7

извечной борьбы добра и зла», исследуемая писателем в ее конкретно-исторических преломлениях и социально-причинных свя. зах XX века, приближающегося к своему, пока еще нам неизвестному финалу. Если С. Есин в «Имитаторе», пытаясь определить обличье социального зла, персонифицирует его в нравственно-психологическом типе и таким образом идет к обобщению через локальное явление, то А. Ким в «Белке» сразу же пытается захватить жизнь в поле своего зрения как можно шире, глобальнее. Такой диапазон изображе. ния предполагает, как правило, повышенную эмоциональность, метафоричность мышления. По своему жанру роман «Белка» — причудливый, но достаточно органичный синтез трагедии и сатиры. При этом в сатирическом свете представлены «оборотни», вступившие в «мировой заговор» против настоящих людей. Замечу, что условность этого образа не смущает рядового читателя (в чем я имела возмож. ность убедиться неоднократно), ибо она зиждется на вполне реальных основаниях, известных ныне каждому человеку. Кто же, как «не оборотни», потрясают ныне за океаном «сатанинским оружием», которого накоплено уже столько, что человечество может шестнадцать раз покончить с собой (как будто одного раза недостаточно!)? Кто же, как не «оборотни», убивают в Южной Америке, Азии, Африке беззащитных детей и женщин? Кто же, как не «оборотни», в безумии накопительства и обогащения, уничтожают природу и тем вновь приближают гибель человечества? Кто же, как не «оборотни», все эти ненасытные потребители, знакомые нам, увы, не только по заокеанским образцам, эти обыватели, «наделенные бешеной энергией и замечательной предприимчивостью»? Весь роман А. Кима— это единое иносказание, каждая образная ситуация которого имеет не свой, частный, а общий смысл: современный человеческий род опасно болен, и его надо немедленно лечить, иначе может случиться так, что «времени больше не будет» (эти пророческие слова Ф. М. Дос. тоевского, которые столько раз в своих антивоенных статьях цитировал А. Адамович, тоже звучат в романе). Кто и как опасет мир от самоистребления? Россия, вновь Россия — так ответил на этот вопрос поистине всепланетного масштаба Ю. Бондарев в последнем романе, Россия, которая была и остается хранительницей мировой совести, стремления к взаимопониманию, веры в творческие, созидательные силы человека. А. Ким, пытаясь разрешить те же глобальные вопросы человеческого бытия по-своему, погружается в художественное исследование социально-психологической природы человека. Отнюдь не упрощая человека, а трезво и беспощадно понимая, что внутри каждого смертного идет борьба света и тьмы, автор «Белки» обращается и к нам: «Давайте попробуем с вами стать подлинными людьми! Возможно ли это для нас, имеющих потаенные хвостики и клыки? Вот в чем эксперимент, и он имеет великое значение». Да, великое и решающее! Ведь, в конце концов, от того, каков будет исход этого «эксперимента», от того, какое начало победит в человеке,— звериное, разрушающее, 166 или, напротив, гуманистическое, созидатель, ное, зависит и решение всех других вопросов мирового значения — войны и мира, экологии, культуры. И сегодня исход этой битвы зависит не от горстки капиталистических правителей, а от уровня самосознания, от жизнетворческих возможностей каждого человека. «Будет ли каждый из' них Вечным Живописцем, или на самом де. ле последними умрут лишь палачи?» — так круто, сурово, но бескомпромиссно и трезво вопрошает нас и наше время А. Ким. Причину трагической судьбы четырех художников, главных героев романа, писатель видит Не только в том, что они пали жертвой заговора «оборотней» в человеческом обличье, но и в том, что они, каждый по-своему, замкнулись в камерной сфере своего творчества и своей индивидуальной жизни, «разбрелись по разным сторонам света», потому-то и были уничтожены «поодиночке». Критики, писавшие о «Белке», верно заметили связь нравственно-философского кредо А . Кима ■ с теориями Л . Толстого. Как когда-то Толстой призывал всех «добрых людей» мира объединиться против всех «злых», так и сегодня А. Ким надеется, что союз подлинных людей выстоит против организованной силы «оборотней». Но очевидно и иное: в наше время человечество оказалось на краю реальной бездны, и объе. динение его подлинно гуманистических, разумных сил — уже не утопическое мечтание, а реалистический, исторически единственный выход из кризиса, который грозит не очередной, а уже апокалипсической катастрофой. «...дело наше пустяк, простое размазывание красок, коли оно не вызвано к жизни предельным страданием человеческого духа или любовью одного человека к другому»,— слова эти принадлежат одному из четырех друзей, Георгию Азнауряну, который понял наконец, что нельзя быть совестливому человеку счастливым в мире, где столько горя, страданий и так мало добра и любви. Чтобы понять свое назначение в этом мире — назначение духовной силы, объединяющей всех подлинных людей всех времен и народов, Мите Акутину, самому талантливому из четверки друзей, пришлось, погибнуть и воскреснуть вновь. Не ищите здесь никакого религиозного смысла, его просто нет, зато несомненно есть смысл социальный и нравственный. Митя погиб от руки оборотня, некоего Игнатия Артюшкияа, существа страшного в своей холодной злобе и патологической жадности, но умеющего у л ы б а т ь с я , как все люди. Но если сила надежно закамуфлированной подлости и ненависти способна убить человека, то полярная ей сила любви способна «воскресить» убитого. И все-таки причину гибели Мити Акутина писатель видит прежде всего в социальной слепоте героя, увлеченного своими творческими поисками, замкнутость которых отнюдь не способствует единению с родом человеческим, пониманию различия между добром и злом. Но художник — такой же человек, как все, и его талант не исключает, а, напротив, только увеличивает степень участия его в той жизни, которой живут миллионы. Это одна из лейтмотивных мыслей А. Кима в